– Ну как мне было устоять перед ним. Ведь из всех благородных девиц единодержия, он выбрал меня. Если б я знала, что ему нужна всего лишь удачная женитьба на первой красавице, ради его не допоенного честолюбия. – Говорила она, пока Забар рисовала ей брови, соединяющиеся на переносице.
– Господин должен быть благодарен госпоже, ведь женитьба на ней и помогла ему, наконец, поставить коней в стойло.
Элилу раздраженно рассмеялась.
– Забар, ты рассуждаешь как настоящая степнячка. Вправду говорят, сильна кровь дикаря, долго родство. Я и без твоих подсказок догадываюсь, что была для него лишь ступенью к высотам.
А мне казалось тогда, что он меня и вправду любит, а я его, да так, что и позабыла про все… Оказывается не все. Стоило только понять, что не все крутится вокруг меня, прежнее вспыхнуло с новой силой, но теперь с осознанием, что ничто уж не вернуть. И я смирилась с мыслью о том, что всю жизнь буду терпеть: не быть любимой и не любить. Но когда я увидела его, во мне будто вспыхнул огонь новой жизни, и мне безумно захотелось подойти к нему – юная эрес мечтательно подняла глаза, – чтобы снова говорить с ним, как тогда, слушать его песни, которые он пел мне и посвящал только мне, а не этой строптивой гордячке. Смотреть ему в глаза и улыбаться от счастья, зная, что он мой и он со мной, и прикоснуться к его груди, слушая как под ней, от волнения стучит его дикое сердце, и как дрожь запотевшего тела отдается в мою ладонь.
– Что поделать госпожа, это участь с которой всем нам приходится смиряться. И я не была рождена рабыней, и родители благородной эрес сошлись, не любя друг друга.
Сказала рабыня, все с тем же невозмутимым видом.
Недоуменно захлопав длинными ресницами, эрес рассерженно осадила распоясавшуюся служанку, позабыв о том, что только что сама ждала от нее советов:
– Забар, ты забываешься! Дело ли глупой рабыни, рассуждать о господах, да еще равнять себя с ними?!
Задрожав, Забар не чуя ног, в ужасе пала ниц:
– Оо, досточтимая благородная егир, пусть простит она свою глупую рабыню, недостойную касаться следов ее, но, позволившую длинному и негодному языку коснуться ее достойнейших родителей, чья любовь друг к другу неоспорима и чьи отношения являются примером верности.
– Встань, встань Забар. – залепетала Элилу, жалея, что напугала свою верную хранительницу тайн. – Тем более я и сама знаю, как они крепко любят друг друга, и я не могу обижаться на ту, чьему сердцу не понятны высокие чувства.
– Я знаю, что ты думаешь. – Продолжила она, когда успокоившаяся рабыня, заканчивала ее прихорашивать. – Ты думаешь, что раз он чужеземец, то он такая же челядь как ты, или того хуже. Ошибаешься, он никогда не был рабом. Когда мы в первый раз с ним встретились, он был приемышем старого абгала, хотя и жил при храме послушником. Старик называл его сыном и учил всяким своим премудростям. Так что он грамотнее многих господ, кичащихся своим происхождением. Боже! Как же больно сознавать, что это всего лишь мечты, и ничего уж не вернуть, а он лежит там и умирает, а если и останется жить и его не казнят, то всю оставшуюся жизнь проведет с ярмом на шее, раскапывая отводы вод.
Из больших глаз эрес, заблестев, каплями задерживаясь на ресничках, потекли струйки.
Едва успокоив госпожу, хитрая рабыня решила отвлечь ее разговором о том, что объединяло их мысли, поправляя на ее голове накладные волосы:
– Сейчас в Кише, стало принято укладывать голову волосами по примеру йаримийских, состригая с плененных варварок их светлые пряди.
– Забар! – обиженно с негодованием вскричала на нее хозяйка, – Как ты, зная об этом, не позаботилась еще о том, чтобы и мою голову украшала копна золотых прядей?!
Когда обрадованная тем, что удалось перевести разговор, рабыня начала притворно извиняться, оправдываясь тем, что сама, как только об этом услышала от придворных рабынь, прибывших вместе с посланником единодержца в Нибиру, тут же сообщила ей, Элилу выказала желание, иметь это новшество у себя на голове.
3. Скитальцы
Худая рыжая собака рылась в соре, тщетно пытаясь найти там что-нибудь съестное, наконец, раздобыв старый почерневший кусок, она с усердием начала его обгладывать. Под стянувшейся от голода как вяленая рыба, кожей, проглядывали ребра, а рваные, облезлые проплешины, свидетельствовали о нелегкой бродячей судьбе, грязный обрывок же на ее шее, напоминал о хозяйских милостях. Нин взглянув на нее с сожалением, невольно сравнила ее с собой. Сколько лет она уже скиталась по городам и селам враждовавших друг с другом столиц в обществе скоморохов? Казалось всю жизнь. Но ведь она помнила и другую жизнь, жизнь, лишенную скитаний и постоянного недоедания. Та жизнь ушла безвозвратно. А ведь тогда в детстве, казалось, она будет вечной. Но коварна бывает судьба к людям, когда богам вдруг вздумается повернуть что-то, чтобы что-то там у себя исправить или просто посмеяться над жалкими смертными. И тогда Намтар, мог одним своим решением перечеркнуть судьбы людей и целых народов. И вот, снова умирал супруг сладострастной Инанны, казалось теперь уже навсегда и никогда уже не воскреснет. И оттого, поля переставали давать урожай. И растекались по землям люди гонимые волей бога Нинурта; убегали из городов и селений, спасаясь от кровожадности Эркала, развязывающего нескончаемые войны, ради того, чтобы преподнести бессмертные души в дар своей жестокосердной супруге. И приходили болезни, приносимые злыми имина-би прислужниками Ашаг. И тогда, зной и холод, казалось, наступали вместе, принося ко всем несчастьям на землю, еще и мор и голод.