ДАЕШЬ ЭЛЕКТРОСТАНЦИЮ!
У Вальки была сломана правая рука, поцарапано лицо, под глазом вздулась синяя шишка. Врач хотел положить его в больницу, но Валька так упрашивал оставить его в общежитии, что доктор наконец согласился и сдал больного под наблюдение Натальи Францевны.
В белом халате, с завитушкой седых волос на голове, со склянками и бинтами в руках, ничуть не похожая на учительницу, она весь вечер просидела возле Валькиной постели, делала примочки, колола шприцем к приговаривала:
— Вот так, Валя! Терпи, Гуль!
— Наталья Францевна, вы только домой не пишите!.. — стонал Валька. — У мамы сердце больное. Перепугается.
— Ладно, не будем жаловаться, а ты осторожнее будь. Этак и без головы останешься.
Она ушла, строго наказав ребятам не давать Вальке подниматься, поворачиваться и даже разговаривать.
Валька лежал перебинтованный, бледный и тихо сопел. Когда он задремал, Чуплай лег спать и наказал разбудить его через три часа, а Сережа остался дежурить у больного.
Мигала коптилка, и, наверно, от этого сами слипались глаза. Комната куда-то уплывала, вместо нее появлялись штабеля, бревна, слышался визг пил, удары топоров. И опять обгорелая пихта падала на Вальку… Но что это? Кто-то пробежал по комнате, с визгом заскрипела дверь. Сережа вскочил и увидел, что коптилка вот-вот погаснет, а Валькина постель пуста.
— Чуплай! Вальки нет!..
Они догнали его за углом общежития. Мальчик торопливо шел, придерживая сломанную руку, невидящие глаза блестели в темноте.
— Ты куда, Валя?
— К розовому кусту!.. За Жар-птицей!..
Неужели Валька сошел с ума? Сережа стал уверять друга, что птицы нет, что ему только кажется, но Валька не хотел слушать и рвался вперед. Чуплай легонько толкнул Сережу в бок.
— Раз Гуль говорит — значит, есть. Мы ее завтра поймаем. Коммуной. А сейчас пойдем спать.
Может быть, подействовало слово «коммуна»? Валька перестал рваться, товарищи отвели его в комнату. Он сел на кровать, свесив босые ноги, и горько заплакал.
К счастью, утром к Вальке вернулось сознание, и сколько его ни спрашивали, он никак не мог вспомнить, о чем говорил ночью и куда хотел бежать. Таким смирным и спокойным ребята еще не видели Гуля.
Повариха с Клавой принесли горячего молока. Евдокия Романовна хотела покормить Вальку, но он отвернулся.
— Не буду один, у нас коммуна.
Чуплай сказал, что в коммуне больных все равно кормят отдельно и если Валька хочет быть коммунаром, должен подчиняться дисциплине. Мальчик неловко левой рукой взял кусок хлеба и стал торопливо есть, не замечая, как молоко льется на одеяло.
Повариха глядела на него улыбаясь.
— Будешь кушать хорошо, поправишься. Э-э, да у вас еще пострадавший есть. Вон у парня на рукаве прореха. Снимай, зашьем.
Сережа, застыдившись, снял рубашку. Клава вынула из пальто иголку и стала зашивать.
В дверях показалась бритая голова Назара Назаровича.
— Здравствуйте, орлы-альбатросы! Ну, как дела? Поправляемся? Вижу, глаза у Гуля повеселели. А знаете, товарищи, хотя вы и отличились, я буду вас ругать.
Сереже показалось, Назар Назарович говорит сам с собой. Валька усердно глотал молоко, Чуплай молча собирал тетради, а Евдокия Романовна даже не оглянулась.
— За что же ругать? — не утерпел Чуплай.
— За то, что вы никого не слушаете. «Дайте нам день, мы без преподавателей, ячейка решила!» А что, если бы задавило Гуля? Кто бы стал отвечать? Ячейка? Нет, спросили бы с Бородина и Скворечни.
— Так вы чего боитесь, срастется ли у Вальки рука или вам за это попадет? — съязвил Чуплай.
Скворечня покраснел и круто повернулся.
— Ну, знаете… Хоть вы и секретарь ячейки, а держите себя, как Аксенок… Впрочем, об этом будем говорить не здесь, на школьном совете.
Назар Назарович повернулся и ушел.
«Зачем он приходил?» — подумал Сережа.
Чуплай плюнул со злостью.
— Грозится вздуть на школьном совете! Черта с два! Я ему тоже пару слов скажу. Не заржавеет!
Вечером Сережа покормил Вальку, поправил на постели подушку и взял с Гуля честное слово, что он никуда не убежит. Подумать только, Зорина выбрали от группы на школьный совет!.. Раечка-таратаечка крикнула: «Зоринова-Горинова!» Все засмеялись, а потом все подняли руки. Чего он там делать будет?
Подойдя к канцелярии, Сережа долго стоял у двери, хотел вернуться, но дверь приоткрылась, Клавдия Ивановна поманила его пальцем.
Впереди возле стола Бородина сидела Наталья Францевна. Рядом с ней, закинув ногу на ногу, развалился на диване низенький, черный как жук Василь Гаврилыч, который преподавал черчение, рисование, пение, а также руководил школьным хором. На нем были короткие брюки, какой-то рыжий сюртук и рыжая бабочка на груди. Среди учителей он выглядел этаким фертом. И Назар Назарович, и Аркадий Вениаминович были здесь и еще какие-то незнакомые. К счастью, скамейку возле дверей заняла «братва», такие же, как Сережа, представители. Увидев свободное место, опоздавший юркнул к своим.