После чая опять был вальс, шумные игры, хороводы. Преподаватели разошлись, осталась только Клавдия Ивановна. Когда стали бледнеть лампы, Аксенок крикнул с порога:
— Солнце всходит! Пошли на улицу!
Все высыпали на крыльцо. Здесь было уже совсем светло. Над лесом горели всполохи зари, а через минуту в золотистом сиянии выплыл сверкающий край огненного шара.
— Здравствуй, солнце! — помахал рукой Валька.
— Смотрите, солнце играет! — обрадовалась Клава. — Мама говорила, солнце играет, а я не верила…
Сережа долго глядел на солнце. Так оно всходило миллионы лет, так будет потом. Завтра, послезавтра и тогда, когда нас не будет. И такими маленькими, ничтожными показались ему собственные муки, что стало стыдно и немножко смешно. Пусть Элина поступает, как ей надо…
Чуплай храпел, закрывшись с головой одеялом, безмятежно спал Валька, а Сережа все еще не мог уснуть.
А может, уехать в Москву?.. Прямо из Абанера… Сегодня. Деньги у него есть (заработал летом в сельсовете на переписи скота 26 рублей), свидетельство получил, с комсомольского учета снялся. Новая мысль ему так понравилась, что он поднялся с постели и осторожно, стараясь не разбудить товарищей, прошелся по комнате. Он не ищет легкой дороги, хочет выполнить комсомольский долг. Домой заезжать не надо, отца не убедить. Ведь сказал — решай сам. Мама будет плакать, но что поделаешь, иначе нельзя!
Он взял листок бумаги и написал: «Папа и мама! Еду в Москву со стихами. Спасибо вам за все. Сережа».
Его охватило нетерпение. Он разбудил Чуплая и, сев к нему на кровать, стал торопливо рассказывать, о чем сейчас решил. Тот долго глядел на товарища заспанными глазами, наконец приподнялся на локоть.
— Чего это вдруг?.. Хотел на будущий год в Москву ехать?
— Так лучше.
Чуплай потянулся и стремительно сел рядом с Сережей.
— Дело такое… Всероссийского масштаба. Но я в нем не очень. Как бы тебя с толку не сбить. Не будешь обижаться, что я тебя в это бучило толкнул?.. Тогда катай! Молодец, Сережка!
Друзья долго говорили, забыв о сне и усталости, о том, что новый день давно сменил вчерашний. Чуплай наказывал:
— В Москве тоже всякие есть. По-боевому действуй, понапористее.
Был уже третий час пополудни, когда проснулся Валька и увидел, как Сережа собирает вещи.
— О доме соскучился?
— Я не домой, в Москву, Валя…
— Как? Что? В Москву? Вот здорово! Стоп, Сергей, я тоже с тобой в Москву!
Валька сорвался с постели и схватил свой баульчик, Чуплай взял его за ухо.
— Не егозись, Валя, незачем тебе в Москву.
— Уезжаю! — весело тряхнул головой Сережа. — Я уж распрощался со всеми, чуть не весь городок обошел… Аркадий Вениаминович тоже в Москву собирается. Мне даже адрес дал…
Отъезжавшего провожали друзья. Валька нес чемодан, Чуплай с Сережей шли налегке сзади. Когда они проходили мимо пруда, из распахнутых окон домика, где жила Фима, донеслось гнусавое пение.
— Монашку хоронят! Слышите?.. — тихонько присвистнул Валька. — Последнюю…
Чуплай улыбнулся в раздумии.
— Каждому своя дорога. Сергею в Москву, а Евникии — на кладбище. Хоть Фима отмучилась… Торопитесь, хлопцы, почта приехала.
Нил Стратоныч маленько поворчал: «Гнедуха заморилась, грузу загатно, колеса пошаливают», но тут же смилостивился.
— Садись, коли нужда, а чемоданчик на задок привяжи.
В последнюю минуту прибежала Клава с Раей.
— Ой, думали — опоздаем!..
Чуплай расцеловался с Сережей и долго держал в ладони руку товарища.
— Вот так, браток, настоящей жизни отведай. Без учителей, без нянек. Ты вчера стихотворение про Абанер читал. А знаешь, что Абанер по-марийски — материн нос? Ты здесь вроде как у матери под носом жил. Теперь один попробуй. До свидания! Чеверын!
Валька тоже обнял Сережу, Клава, потупясь, подала оба руки.
— Эх, вы, желторотые!.. — усмехнулся Чуплай. — Поцелуйтесь на прощание!..
Сережа неловко обхватил Клавину голову и по-братски поцеловал в щеку, а Рая ткнулась ему губами в нос.
— Я тебе нарочно нос прикусила. Чтобы он у поэта не задирался!..
Все засмеялись, а Клава отвернулась, в печальных глазах стояли слезы. Пошарив рукой под кофточкой, она вытащила маленький конверт и подала Сереже.
— Это тебе… От Элины…
Нил Стратоныч нетерпеливо оглянулся.
— Все, что ли? Трогай, Гнедуха!
И почтовый тарантас, легко покачиваясь, покатил по молодой траве.
— Видели, товарищи, что наш Зорин выкинул? — вбежала в учительскую Клавдия Ивановна. — Вместо Плющихи в Москву укатил.