Яна вынула «нос» шпингалета из петли, и, придерживая дверь, начала копаться в одежде. В самом углу шкафа рука нащупала что-то странное, чужое, заскорузлое, покрытое толстым слоем пыли. Яна поморщилась и потянула это на себя. «Чужими» в царстве её вещей оказались пожелтевшие и слипшиеся детские кеды. Точнее говоря, совсем детские. Яна такие никогда не носила, даже в два-три года, когда они пришлись бы ей впору.
Почему-то стало не по себе от этой находки. Сначала захотелось просто отнести их до мусорного бака, чтобы не лежали тут, рядом с её вещами. Но Яна решила, что идти на улицу через теткину комнату сейчас — не лучшая идея. В итоге, кеды оказались на своем прежнем месте, а она — в кровати, под одеялом. Вскоре её накрыла прохладная утренняя дрема, совершенно непохожая на то, в чем она пыталась выжить всю ночь.
***
— Янка, вставай! — Теть Зоя попыталась сдернуть одеяло.
— Нуу, — протянула Яна, цепляясь за него обеими руками.
— Вставай, говорю. На службу опоздаем.
— Чего? — Яна глянула на тетку, продолжая цепляться за края пододеяльника.
— Вижу, бесы тебя крутят. Спишь плохо. Вот сходим на службу — и легче станет. Яна медленно поставила ноги на ковер, пошарилась в поисках резиновых тапок и пошла к умывальнику. У теть Зои даже душевой кабинки не было, как, к примеру, у хозяев соседнего участка. «Мужские руки нужны», — причитала та, каждый раз, когда соседка предлагала недорого выкупить материал для постройки.
***
Церковный дворик Яне понравился. Там было даже уютнее, чем у теть Зои. Новенькие, недавно выложенные красивым камнем, наподобие мрамора, дорожки вели к воротам храма и к пристройке с надписью «Трапезная», выведенной белой краской на резной дощечке. Яне сразу вспомнилась старенькая передача «В гостях у сказки». Вот смотрела бы только такое, теперь не пришлось бы по теткиной указке идти за угол этой самой «Трапезной», чтобы повязать поверх джинсов нечто темно-синее, в прошлой жизни бывшее халатом, а теперь ставшее чем-то наподобие фартука. А волосы нужно было скрыть под дурацким белым платком в горошек. В последний раз Яну заставляли носить такой в детском саду, и то, когда ухо разболелось.
Уже напялив позорное тряпье и готовясь кринжевать, Яна успела зацепить боковым зрением что-то яркое. Не просто приметное, а привычных, можно сказать, родных ее глазу, оттенков. В куче свежескошенной травы и недавно срезанных веток валялся телефон в силиконовом чехле. Яна подняла его и тёплое, щекочущее чувство разлилось в груди. С чехла на неё глядел из-под рыжей челки любимый Тарталья из «Геншин», в своем красном шарфике и маске набекрень.
— Янка, быстрее, служба начинается. — Теткин голос прервал поток приятных мыслей.
Яна торопливо сунула телефон в карман джинс и побежала в сторону входа в храм.
Внутри Яне не поплохело. Голова пошла кругом от запаха ладана, дыма, и какого-то особенного гула. Каждый звук здесь будто отскакивал от стен и больно бил по голове. Вспоминались дурацкие игры на физкультуре, вроде пионербола и вышибал, когда, под руководством учителя, Яне и другим девчонкам пару раз хорошенько прилетало увесистым мячом по разным местам. Если удар приходился в голову, — она потом долго гудела, как тот самый колокол, который прямо сейчас начали дергать за язык.
Под конец службы, когда длинная очередь прихожан с теть Зоей где-то ближе к концу, выстроились на причастие, Яне наконец удалось вырваться на свежий воздух. Да, она, к теткиному огорчению, не постилась, не молилась и не исповедовалась накануне, так что не имела права вкушать плоть и кровь Христову.
Во дворе было солнечно и тихо.
«Красота!» — подумала Яна, направляясь за угол, чтобы снять теткино тряпье до того, как ее в нем увидит кто-либо за забором.
Подойдя к той самой травянисто-веточной куче, она вздрогнула. Длинноволосый рыжий парень, примерно её возраста, сосредоточенно рылся там, раскидывая в разные стороны все, что до этого было кем-то старательно собрано.
— Не это ищешь? — Яна улыбнулась и сунула ему под нос телефон.
— Ох, напугала, — парень отпрянул, затем смущенно улыбнулся и забрал смартфон, — то есть… спасибо.
— Ты здесь с кем? — Яна по-быстрому стянула косынку и пригладила волосы.
— Один. Живу тут.
— Послушник? — она улыбнулась, потянув за концы завязок теткиного недофартука.
— Трудник. Послушником несовершеннолетний не может быть.
— А тебе…
— Семнадцать. Я приютский.
— Ещё год, и свобода? — Яна наконец справилась с недофартуком-недоюбкой и теперь держала его в руках, словно спеленутого младенца.