— Боюсь, твой бедный отец ушел от нас навсегда.
Фирменная улыбка исчезла с лица Малыша.
— Нет, — тихо сказал он. — Мой папа будет жить вечно.
— Не будет. В глубоких трещинах Изабеллы твоим отцом овладело нечто чужое.
— Не слушай ее, — сказал Пикслер-Реквия. — Она — лжец. Всегда была им. И всегда будет.
Бабуля Ветошь указала свободной рукой на мальчика.
— Иди сюда, — произнесла она сладким, бархатным голосом.
Однако ее руки рассказывали совсем другую историю. Рука, тянувшаяся к Малышу Коммексо, стала неестественно длинной, пальцы выросли, и новая призрачная длина превратила их в черные указки.
— Беги, Малыш!
— Папа! Помоги!
— Просто беги!
Малыш бросился к дверям. Но рука Бабули Ветоши схватила его за волосы; ее пальцы продолжали расти, умножая суставы. Малыш потерял равновесие и упал на спину, дав Императрице возможность потащить его к себе. Он визжал, умоляя отца вмешаться.
— Папа, останови ее! Она меня схватила! ПАПА!
Но ответил ему не отец. Точнее, не только отец. Гибридное создание, сочетавшее в себе Роджо Пикслера и Реквию, говорило не с Малышом. Оно обратилось к женщине.
— Сперва ты убила несчастного глупого Щипцоверна, который не сделал тебе ничего плохого. А теперь схватила моего первенца?
Комната задрожала, на мраморном полу появились трещины, и через них начала выливаться вода с резким и чистым соленым запахом. Море бурлило в вонючей комнате Пикслера, поднимаясь с такой силой, что перевернуло несколько мраморных плит.
Ничто из этого не отвлекло Императрицу. Длиннопалая рука сомкнулась на лице Малыша, давно уже не улыбавшегося, и он закричал прямо в ее ладонь:
— Не отдавай меня этой плохой женщине, папа!
У тех, кто переступил порог, чтобы посмотреть на столкновение, не осталось другого выбора, кроме как ретироваться в коридор и закрыть дверь. Либо остаться и утонуть. Морская вода прибывала очень быстро, разрушая своей яростью само пространство комнаты. Враги дрались силами, которые с каждой секундой изобретали все новые безумные проявления. Части бесцветного мертвого вещества опали с лица Бабули Ветоши, подобно фрагментам маски из папье-маше, но за головой Императрицы уже возникала новая мутировавшая форма Реквии, черная волна, которая сворачивалась, готовясь ударить.
Она слишком сосредоточилась на том, чтобы подтащить к себе Малыша. Возможно, она даже заметила растущую волну, но в своем невероятном высокомерии не восприняла угрозу серьезно. Так или иначе, ее взгляд и внимание были обращены на Малыша. Невероятно длинная рука напоминала ветвь без листвы, а не конечность из плоти и крови. Но сила ее не уменьшалась. Продолжая закрывать его лицо, она подняла Малыша, и его тонкие ноги в крошечных ботинках коснулись морской воды, которая продолжала наполнять комнату, накатываясь на стены и подбираясь к висевшим там картинам.
Вода не щадила ни их, ни все остальное: античную мебель разламывало в щепки, стены трескались, вещи втягивало в спираль пенной силы.
Малыш в этом хаосе уцелел, но Бабуля Ветошь знала: пока она держит кричащего ребенка, продолжавшего молить о помощи своего отца, Пикслер-Реквия не станет действовать против нее. Одно движение, и его первенец окажется в водовороте. Каким бы крепким не сделали ребенка технологии Пикслера, в бурных водах он долго не проживет.
— Прими меня, — сказала она. — Или твой первенец выпадет из моей руки.
Она отняла от головы ребенка указательный палец, держа его теперь только четырьмя.
Малыш знал, что его жизнь висит на волоске.
— Пожалуйста, папа, помоги мне! Не дай ей…
— Он всего лишь ребенок, — сказал Пикслер.
— Он не ребенок! — ответила Бабуля Ветошь. — Он — раскрашенный пластик, или из чего ты там делаешь свои игрушки.
— Он не игрушка. У него полностью функциональный мозг. Он способен чувствовать любовь. И страх.
— Хочешь сказать, эти крики — настоящие?
Она отняла от лица Малыша средний палец.
— Не борись, Малыш, — сказал Пикслер. — Будь спокоен. Пожалуйста. Очень, очень…
И прежде, чем он вновь сказал спокоен, из воды под Малышом вырвалось нечто. Часть Реквии, принявшая форму огромной руки с двумя пальцами, поднялась из водоворота и ухватила ребенка. Визг Малыша достиг такой резкости, что ни один ребенок, возникший в утробе матери, не смог бы сотворить подобный звук. Он явно принадлежал машине.
Этот внезапный крик был таким резким, что Императрица ослабила хватку. Двупалая рука Реквии сомкнулась вокруг тела мальчика и мигом унесла его прочь, удерживая над яростными водами.