— Нет, Пикслер! — закричала Бабуля Ветошь, и частота ее голоса была слышна только живой воде. — Это ведь просто женщины!
Пикслер был человеком, не лишенным сострадания. Его дух, оказавшийся в холодных объятиях Реквии, видел, что швеи действительно всего лишь женщины. Они выпустили из рук свои инструменты. Они хотели только одного — жить.
Мы должны пощадить их, — сказал Пикслер Реквии.
Пощадить? — спросила Реквия, ища в сети своего разума значение этого слова. Но ее разум был подобен кости или огню. В своем существовании она не нуждалась в пощаде. — Я ничего не чувствую, Пикслер.
Нет?
Нет.
Вряд ли он мог осуждать ее за то, чего она никогда не знала и что ей не требовалось знать. Ведь это он, оказавшись в глубинах моря, приманил ее своими огнями и биением сердца. Он сделал так, что Реквия поднялась и увидела небеса. Она не знала пощады. Такова была ее природа.
— Отпусти моих сестер! — вновь закричала Императрица.
На этот раз Пикслер и Реквия ответили в унисон.
— Это Абсолютная Полночь, — сказали они. — И в ее тьме твои сестры должны умереть.
ЧАСТЬ 6
Без будущего
Тьма окутывает мое сердце
И сокрушает скорбью.
Так давай же утешимся
Мимолетностью наших жизней.
Глава 53
Прощение
Кэнди проснулась, как просыпалась не раз за месяцы своего путешествия по Абарату, сперва не понимая, где находится, не помня, как она здесь очутилась, сознавая это медленно и пытаясь разобраться в окружающих ее видах и звуках.
Это был корабль-тюрьма. Она находилась в трюме вместе со множеством — не меньше тысячи, — других арестантов. Здесь было слишком мало света, чтобы подробно разглядеть, кто эти люди: трюм освещали две тусклые лампы, висевшие высоко над сгрудившимися заключенными и качаясь в такт движению корабля. Волнение было сильным, корабль трещал и перекатывался с гребня на гребень, что в свою очередь вызывало немалые страдания у сидящих вокруг Кэнди людей.
Она слышала их мысли, наполненные страхом и болью; в израненных головах роились немые, безответные вопросы.
Куда они меня везут?
Что такого я сделал?
Меня собираются судить?
Ей захотелось успокоить их страхи.
— Все будет хорошо, — пробормотала она.
Кто там?
Кто это?
Я слышал, как кто-то говорил…
— Я зажгу свет, — сказала Кэнди.
О чем она?
Здесь нет света.
Она сошла с ума.
— Просто доверьтесь мне, — сказала она. А затем очень тихо произнесла слово, призывающее свет:
— Оназаваар.
В воздухе вокруг ее головы возник слабый свет, не ярче пары свечей. Она мягко отослала его прочь, и он начал распространяться, словно тягучий туман, зажигая собой воздух. Она старалась его сдерживать. Вокруг было столько боли, что люди не очень хотели встречаться лицом к лицу с бесспорной реальностью, как бы мягко она себя ни проявляла. Теперь она слышала мысли тех несчастных, кто не имел ни малейшего желания видеть то, что им раскрывал спокойный свет.
Уберите! Уберите его!
Я сплю, неужели не ясно?
Уберите!
Это она. Девчонка из Иноземья. Она зажгла свет.
Убери его!
— Нет, — раздался твердый голос, первый, который она здесь услышала. — Пусть свет остаётся.
Кэнди поискала говорившего и без труда нашла его. У него была большая рыжая шевелюра с проседью, квадратная борода того же сочетания алого и белого, желтовато-зеленая кожа. По контрасту с яркими чертами лица его голос был лишен эмоций, даже бесцветен.
— Не бойтесь ничего, что, как кажется вашим глазам, они видят, — произнес он. Его слова разнеслись дальше, чем позволяла их первоначальная громкость; этот эффект Кэнди не раз наблюдала у тех, кто обладал способностью к магии. — Ничто из окружающего не является реальностью. Я обещаю вам это.
Он говорил со своей паствой так, словно они были младенцами, и какой-то человек рядом с ней прошептал его имя.
— Это отец Паррдар! Пророк из Катакомб Мапа.
— Я не ваш отец. Я такое же дитя, как и вы. И так же, как вы, боюсь. Испытываю ужас, подобно некоторым. — Среди пленников пронесся шепот согласия. — Успокойтесь, дети. Наш Отец в Иноземье слышит наши молитвы. Очень скоро Церковь Детей Эдема придет, чтобы нас пробудить.