— Можешь взять мою башню!
Тлен был искренне потрясен этим предложением.
— Я… могу ее взять?
— Она твоя. Я велю, чтобы тебя отвезли на Горгоссиум.
Тлен рассмеялся в свои кошмары.
— О, ты очень умна. Но тебе не удастся так легко увильнуть. Я хочу посмотреть, что ты прячешь на Окалине.
— Врагов, Кристофер. Просто старых врагов. Через час они все будут мертвы. Все до последнего.
— А. Теперь понятно. Нож в каждое сердце.
Матриарх кивнула, ощутив на плечах тяжесть всех своих лет, преступлений и предательств.
— Да. Нож в каждое сердце, — призналась она. — Теперь ты счастлив? Я собираюсь начать последнее и самое кровавое дело этих кровавых времен. Тебе не нужно это видеть.
— Нет, но я все равно увижу. Можешь оставить свою башню себе, леди. Я хочу увидеть все от начала до конца. Так ты не сможешь отрицать мое право на часть добычи. Поскольку мои руки будут в крови, как и твои.
— Тогда идем, — сказала она. — Но они все умрут. Ты должен это понимать. Все, без исключения.
— Конечно, леди, — сказал он, словно покладистый ученик, изучающий методы управления Империей. — Что должно быть сделано, то пусть свершится.
— Ты хочешь посадить всех в один глиф? — спросил Зефарио.
— Другого способа нет. Здесь тысячи людей.
— Это невозможно.
— Возможно.
— Такого никогда не делали.
— Это не значит, что это невозможно. Если мы с вами будем работать вместе…
— Я не колдун, — сказал он.
— Тогда почему я чувствую в вас энергию силы?
— Возможно, из-за карт.
— Карты у меня, мистер Тлен, так что подумайте еще раз. У нас очень мало времени. Расскажите мне об Абаратарабе.
— Что ты о ней знаешь?
— Не очень много, — ответила Кэнди. — Я знаю, чем она не является. Она не похожа на «Альменак». Это не руководство по магии. Может, это сама магия и есть? Я права?
— До некоторой степени. Там, где находится Абаратараба, там и есть магия. Много магии.
— Этого «много» достаточно?
— Достаточно ли ее для того, чтобы создать глиф и унести всех этих людей от их палачей? Если бы у меня была вся книга, ответ был бы «да». Более чем достаточно.
— Но у вас ее нет.
— Нет, — сказал Зефарио. — Нет.
— У вас часть?
— Часть страницы.
На лице Кэнди проступило разочарование.
— У вас часть одной страницы?
— Я знаю, это кажется очень мало, но это не так. В каждой книге было восемь страниц. Каждая страница была квадратной и разделена на восемь вертикалей и восемь горизонталей.
— Шестьдесят четыре квадрата на каждой из восьми страниц. Это… — Она закрыла глаза, мысленно считая. — … шестьдесят раз по восемь… это четыреста восемьдесят, плюс восемь раз по четыре… тридцать два… значит… пятьсот двенадцать. И что это означает?
— Это возвращает нас к восьми.
— Как?
— Пять плюс один плюс два.
— Равно восьми. Ладно. И что с этой восьмеркой связано?
— Если перевернуть цифру набок, получится знак бесконечности.
— А, тот изогнутый значок. Думаю, это более-менее восьмерка. И к чему это нас приводит?
— У меня лишь малая часть. Но это часть бесконечности. Значит, она тоже бесконечна. По крайней мере, в теории.
— Ваш кусок бумаги — что в нем говорится?
— Ничего. В Абаратарабе нет слов.
— А что есть?
— Квадраты. Множество квадратов, наполненных цветом. И в энергии между квадратами берет начало магия.
— Я хочу на это посмотреть.
— Не уверен, что тебе следует.
— Что? Вы не хотите мне ее показывать?
— Она непредсказуема.
— Пусть так, но у нас мало времени. С этим мы оба согласны?
— Да.
— И пока вы…
— Хорошо, хорошо, — сказал Зефарио. — Только не говори, что я тебя не предупреждал. Надеюсь, в ней не больше магии, чем ты можешь выдержать.
Он сунул руку в куртку, вытащил конверт из грубо сплетенной ткани и вложил его в руки Кэнди. Между ними возник странный, неловкий момент, когда ей казалось, что голова велит рукам взять конверт, а они отказываются это делать.
— Плоть ее боится, — сказал Зефарио.
— Почему?
— Потому что Абаратараба меняет все, к чему прикасается.
— Я не боюсь изменений, — сказала Кэнди, и голос ее не подвел.
— Тогда прими магию с мудростью и ни о чем не жалей.
Это оказалось хорошим советом даже для нерешительных рук Кэнди. Они приняли конверт и теперь, готовые смириться с последствиями, какими бы они ни были, открыли его.