— Кто это сделал? — спросила Бабуля Ветошь. — Кто это сделал? — Она посмотрела на Кэнди. — Не ты, так что даже не пытайся приписать это себе. — Она протянула руку к лицу Кэнди и оттолкнула ее. Внезапно ее жизнь и смерть стали для Матриарха не важны. Кто-то оказал сопротивление императорской воле, и она хотела знать, кто это был.
Она повернула свой черный взгляд к тем, кто стоял рядом с ней, пристально всматриваясь в каждого грязного, обгоревшего заплаточника, чтобы оценить вероятность его вины.
— Это был ты? Нет, ты слишком глуп. Ты? Нет. У тебя горят мозги. Может, ты? Нет, еще один кретин. Никому из вас не хватает гордости объявить о себе?
Тишина.
— Что, вы все — грязь и трусость? ВСЕ ВЫ?
Наконец, усталый голос произнес:
— Не надо истерик, старая кошелка. Если для тебя так важно… это сделал я.
Толпа заплаточников расступилась, и из-под Полога Отвлечения появилась фигура.
— Ты, — сказала Ведьма.
— Я, — ответил Кристофер Тлен.
— Почему ты постоянно мне противоречишь?
— О, небеса. Просто я не хотел, чтобы ты убила девушку.
— Я спрошу вновь: почему? У тебя была причина защищать ее, пока в ней сидела твоя принцесса. Но сейчас?
— Не знаю, — сказал Тлен. — Но пожалуйста, не делай…
Ведьма секунду подумала и сказала:
— Хорошо. Тогда услуга за услугу.
Тонкие губы Тлена скривились.
— Чего ты от меня хочешь?
— Скажи своему отцу, Кристофер, — произнесла Бабуля Ветошь, — скажи ему, что его примут с радостью.
Кэнди поворачивала эту фразу в голове и так, и эдак, пристально наблюдая за лицом Тлена. Она склонялась к тому, что здесь кроется какая-то тайна, семейный секрет, раскрытие которого приближалось. Она до сих пор не понимала, что это. Единственный ключ — в странном замечании Ведьмы о том, что после смерти ее сын не будет один.
Кто еще был пленником кукол Бабули Ветоши? Другая душа — или души, возможно? Да, их было несколько, в то же мгновение поняла она, и все они являлись пленниками этих грязных кукол из тряпья и лоскутов.
И внезапно ее озарило.
— Дети! — сказала Кэнди. — Боже, она забрала всех детей!
Поначалу Бабуля Ветошь не ответила. Она с невероятной скоростью приближалась к Зефарио, начиная петь ему смертельную песню. Но возглас Кэнди заглушил убийственную мелодию.
— Заткни ее, — приказала она Тлену. — Живо, идиот. Заткни ей рот!
— О чем она говорит?
— Неважно, о чем она говорит! Просто ЗАТКНИ ЕЕ!
На несколько секунд Ведьма отвела взгляд от Зефарио, посмотрела на Тлена, и его лицо осветилось взрывом жгучего, горького зеленого света, словно она погрузила его голову в гниющие воды. Это был новый прием, и лишь огромным усилием воли он смог сдержать отвращение.
— Ты меня слышал? — произнесла Ведьма.
— Да, — ответил Тлен.
Другого урока от Императрицы он получать не желал. Способность превращать его святилище в яд демонстрировала пугающий рост ее умений. У него не было иного выбора, кроме как подчиниться. Он поплелся к Кэнди; его голова гудела из-за яда, и по пути он говорил:
— Ты должна была уйти, когда я просил тебя об этом. Теперь мне придется тебя убить.
— Ты слышал, что я сейчас сказала? — спросила Кэнди.
— Больше ни слова! — рявкнула Бабуля Ветошь.
Она боится, подумала Кэнди. Я узнала правду!
Неожиданная уверенность придала ее голосу сил.
— Тлен, послушай меня! У нее твои братья и сестры! — Тлен удивленно посмотрел на нее сквозь странно окрашенную жидкость в воротнике. — Внутри кукол. Она держит всю твою семью здесь, на самой себе.
— ЗАТКНИ ЕЕ!
— Твой отец думает, что они в раю. Это помогало ему сохранить рассудок. Но все ложь, Кристофер. Еще одна жестокая, злобная ложь. Их души всегда были с ней.
— В куклах? — Теперь он начал понимать.
— В куклах.
— И моя мать тоже?
— Не спрашивай меня. Спроси…
Тлен уже поворачивался к своей бабке.
— Это правда? — спросил он. — Правда или нет?
— Ты еще не перерезал ей горло?
— Я задал тебе вопрос.
— Ты действительно хочешь знать?
— Я задал вопрос.
— Ты же меня знаешь. Я бережлива. Ничто не должно пропадать. Тем более если это можно превратить в силу. Я не собиралась отпускать все эти души в рай, поскольку могла использовать их здесь, рядом с собой. В конце концов, они моя семья. Моя плоть и кровь. Они бы не существовали, если б я не вытерпела осквернение своей утробы. Я даже позволяю им чувствовать друг друга — это дарит им надежду. И они тоскуют по тому, что больше никогда не увидят, никогда не коснутся, хотя так близки. — Она провела тощими пальцами по куклам. — И чем дольше я держу их, тем глубже их тоска.