Голова, скорчив недовольную гримасу, что-то пробормотала сквозь зубы и лишь после этого подчинилась воле своего старшего брата.
— Как ваше имя? — спросил Джон Хват, приблизившись к Кэнди.
— Мое? — переспросила Кэнди, словно поблизости был кто-то еще, кому мог быть адресован этот вопрос.
— О, боги милосердные! — раздраженно вздохнула одна из голов. — Разумеется, твое! Чье ж еще?
— Эй, повежливей, Джон Хнык! — одернул его Джон Хват и, вытянув руку вверх, отпустил несдержанной голове легкую оплеуху.
Та умолкла, и Джон Хват церемонно произнес:
— Примите искренние извинения за бестактность моего брата, леди.
И — только представьте себе! — поклонился ей.
Поклон был неглубокий, но такой грациозный, исполненный такого почтительного восхищения, такого внутреннего достоинства, что Кэнди была покорена. Ну и что с того, что у Джона Хвата оленьи рога, унизанные головами, зато он ей поклонился и назвал ее «леди»! Никто и никогда не вел себя с ней так учтиво, не выказывал ей столь изысканных знаков внимания.
Она восхищенно улыбнулась.
И забавный уродец по имени Джон Хват, а также пятеро из его семи братьев улыбнулись ей в ответ.
— Поверьте, — негромко произнес он, — я вовсе не желаю вас напугать. Меньше всего на свете мне хочется внушить страх такой прекрасной леди, но дело в том, что кое-кто по имени Остов находится сейчас в опасной близости от нас с вами.
— Мендельсон Остов, — уточнила самая маленькая из голов.
— Совершенно верно, Джон Ворчун. Мендельсон Остов. Но Кэнди, прежде чем разбираться дальше во всех этих загадках, желала получить ответ на вопрос, который занимал ее последние несколько минут. И она его задала:
— Так вы тезки? Вас всех зовут Джонами?
— Совершенно верно, — кивнул Хват. — А ну представьтесь, братья, слева направо. Назовите ей наши имена.
Головы охотно повиновались:
— Джон Филей.
— Джон Хнык.
— Джон Ворчун.
— Джон Соня.
— Джон Удалец.
— Джон Змей.
— Джон Губошлеп.
— И я за главного, — улыбнулось восьмое диво. — Джон Хват.
— Это мне уже известно. А мое имя Кэнди Квокенбуш.
— Чрезвычайно польщен знакомством с вами, — сказал Джон Хват.
Что ни говори, а новый знакомый Кэнди был настоящим джентльменом, хотя, судя по внешнему виду, дела его (точнее, их дела) в последнее время шли явно не блестяще.
Рубаха Хвата в серо-синюю полоску изобиловала дырами, галстук с полураспущенным узлом был весь в пятнах — то ли от кетчупа, то ли от крови, Кэнди мысленно склонялась к последнему. К тому же рубаха вся пропиталась потом и прилипала к телу на груди и в подмышках.
— Не иначе как вы спасаетесь бегством от этого Остова, — предположила Кэнди.
— А она наблюдательная, — с одобрением произнес Джон Удалец. — Мне это по душе. И вдобавок такая молоденькая. Она может быть нам полезна, Хват.
— Вполне вероятно. А может, она навлечет на нас еще большие беды, — кисло процедил Джон Змей.
— Мы и без того завязли глубже некуда, — вздохнул Джон Губошлеп. — Нам стоит ей довериться, Хват, право, стоит. Терять-то уже нечего.
— О чем это они все говорят? — спросила Кэнди у Хвата. — Кроме обсуждения моей персоны.
— Гавань, — ответил он, вконец ее озадачив.
— Какая гавань? О чем вы? Это же Миннесота. Отсюда до побережья сотни миль. Нет, пожалуй, даже тысячи.
— Может, мы и правда за тысячи миль от любого из океанов, какие вам известны, леди, — возразил Джон Филей, одарив ее щербатой ухмылкой. — Да только океан океану рознь. И море морю.
— Что он этим хочет сказать? — Кэнди перевела недоуменный взгляд на Хвата.
Тот указал пальцем на деревянную башню. От места, где они стояли, до нее было футов шестьдесят-семьдесят.
— Видите вон ту штуку? Так вот, леди, это маяк.
— Ничего подобного, — усмехнулась Кэнди и энергично помотала головой. Трудно было придумать что-либо более нелепое. — С чего бы тут строить...
— А ты рассмотри его повнимательней, — перебил ее Джон Соня. — Это ведь и в самом деле маяк.
Кэнди принялась разглядывать башню.
Теперь ей стало очевидно, что та и впрямь очертаниями своими походила на маяк. Высокая, узкая башня. Стены почти полностью обвалились, так что можно было разглядеть полусгнившую винтовую лестницу, ведущую на верхнюю площадку, где когда-то вполне мог находиться прожектор. Ну и что из того?
— Если это действительно маяк, значит, его построил здесь какой-то безумец.
— Почему ты так считаешь? — спросил Губошлеп.
— Ох, ну неужели непонятно? — Кэнди вздохнула. — Мы же только что об этом говорили. Мы в Миннесоте! Никакого моря здесь и в помине...
Кэнди вынуждена была прервать свою речь на середине фразы: Хват приложил палец к губам, призывая ее к молчанию.
Стоило ему это сделать, как все его меньшие братья принялись тревожно озираться по сторонам. Некоторые при этом нюхали воздух, раздувая ноздри, другие пробовали его на вкус, быстро высовывая и втягивая в рот кончики языков, облизывая губы. Проведя столь своеобразную разведку, все они пришли к одному и тому же выводу и хором пробормотали всего два слова:
Остов рядом.
ЛЕДИ НА МАЯКЕ
Хват опустился на корточки, схватил Кэнди за руку и резко дернул вниз, в заросли высокой травы. Наклоняясь, она успела заметить, что выражение его глаз снова переменилось, теперь в них не осталось ни прежней бесшабашности, ни лукавства. Только испуг. Братья его тем временем то посматривали по сторонам, то обменивались тревожными взглядами. Кэнди никогда прежде не случалось быть с кем-то наедине и одновременно в компании нескольких человек. Она чувствовала себя немного неловко, очень уж это было странно и непривычно.
— Леди, — негромко и доверительно обратился к ней Хват. — Могу ли я просить вас об услуге? Если бы вы отважились кое-что для меня сделать...
— Я?
— О, к вашему возможному отказу я готов отнестись с пониманием. В конце концов, что вам за дело до чужих баталий? Но вдруг вы очутились здесь не случайно, а по воле Провидения?
— Продолжайте, — кивнула Кэнди.
Учитывая, какой несчастной была ее жизнь последние нескольких часов (точнее, дней, месяцев и даже лет), она с радостью была готова выслушать даже самую безумную теорию насчет того, почему и зачем она, Кэнди Квокенбуш, тут очутилась.
— Я попытаюсь отвлечь Мендельсона Остова. Если мне удастся морочить его достаточно долго, может, вы решитесь добежать до маяка и взобраться по лестнице? Вы ведь гораздо легче меня, и ступеньки вас скорее всего выдержат, а меня — нет.
— Но зачем?
— Что вы имеете в виду? Как это зачем?
— Допустим, я поднялась по лестнице...
— Она хочет знать, что ей дальше делать, — подсказал Джон Губошлеп.
— Но это же ясно как день, леди, — с укором произнес Джон Филей.
— Когда окажешься наверху, — пояснил Джон Удалец, — тебе надо будет зажечь свет.
Кэнди с сомнением взглянула на скелет башни: полуразвалившаяся лестница, сгнившие опоры... Вряд ли маяк в его нынешнем состоянии способен был служить по своему прямому назначению.
— Но разве туда проведено электричество? — удивилась она. — Что-то я не вижу там ни прожектора, ни даже фонаря.
— Там есть все, чтобы зажечь свет, клянемся, — сказал Джон Ворчун. — Пожалуйста, верь нам. Мы в отчаянном положении, но пока еще в своем уме. Мы не отправили бы тебя на верную гибель, какой нам от этого прок?
— Ну и как же мне в таком случае зажечь его? — спросила Кэнди. — Где там выключатель?
— Оказавшись наверху, вы сами поймете, что нужно делать, — заверил ее Хват. — Свет — самая старая игра в мире.
Она обвела взглядом всех до одного Джонов. Они выглядели такими испуганными, изнуренными...
— Сжальтесь, леди, — взмолился Хват. — Вы — наша единственная надежда.
— Еще один вопрос, — сказала Кэнди.
— Поздно, — прошептал Соня. — Я вижу Остова.
— Где? — встрепенулся Филей и повернулся туда же, куда смотрел Соня. Переспрашивать ему не пришлось. С обреченным вздохом он кивнул: — Проклятье! Вон он!