Вихрем пробежав по белому мрамору с золотыми прожилками, малыш вкатился на шелковый ковер и чуть не врезался в высокую золотоволосую элвинг с глазами ясными, как чистый изумруд.
Парме Илламиль, любимая и единственная жена префекта Аббарра Вэл Тар Орму, поправила букет белых лилий, которые только что срезала в саду, и улыбнулась сыну.
Маленький бист лучился счастьем. Элвинг села на белоснежную софу с тонким золотым узором и жестом пригласила сына.
– Что там у тебя, Рибу?
Малыш шустро устроился рядом и протянул матери маленький резной ящичек.
Илламиль осторожно взяла шкатулку и покрутила, рассматривая витой узор в виде стеблей и листьев, сходившийся на крышке к сомкнувшему лепестки цветку. Работа настоящего мастера!
– Где ты это взял, милый?
Рибу засопел, протянул маленькую пухлую ручку с зажатым ключиком, вставил в замочную скважину на коробочке.
– Мне подалила это доблая тетя с глустными глазами. Вот смотли!
Ключик, повернувшись, щелкнул, крышечка открылась, и комнату наполнила мелодия.
– Плавда, волшебно, мама?
Илламиль хотела спросить, что это была за тетя и, возможно, даже пожурить Рибу за то, что он принимает подарки от незнакомцев. Еще ей хотелось спросить у стражи, почему незнакомки общаются с наследником, и еще что-то, чего она уже не помнила.
Мелодия звучала, пробирая до самого сердца, – печальная, но вместе с тем успокаивающая. Родная и обволакивающая, как объятия матери, которых Илламиль почти не помнила. Отгораживающая и защищающая от всех бед, как сила отца, который оставил ее давным-давно. Сладкая и пленяющая, как поцелуй мужа, который стал ее единственной опорой и спасением в новом мире бескрайних песков…
Рибу приник к матери и сладко зевнул, и вместе, вдвоем они завороженно смотрели на шкатулку, на крышке которой распускался черный цветок. Веки их налились свинцом, а белый туман накрыл разум, погружая жену и единственного наследника Орму в сон.
Глава 7. Клыкарь
Рев наполнил весь город – протяжный, тревожный, выворачивающий наизнанку душу, вынимающий из ее глубин беспокойство и пробуждающий страх.
Стурион побледнел.
– Смилуйся, Интару. – Его слова растворились в гуле, как хлебные крошки в пруду.
– Что это? – удивленно распахнула глаза Эша, уставившись на торговца, лицо которого стало серым, как камень Тирха.
Слова потонули в гуле, но Стурион понял вопрос. Нагнувшись почти к самому уху элвинг, бист прокричал:
– Это поет Рог Скорби. Он возвещает о смене Орму, начале войны или эпидемии.
Торговец встал, сдвинул брови и покачал головой. Эша понимающе кивнула. Она впервые видела старого биста таким растерянным.
– Я должен увести детей в дом, – рассеянно проговорил он скорее для себя, чем для элвинг, и поспешил во дворик.
Гул все нарастал. Казалось, что сам город стонет, словно раненый зверь. Пение рога напомнило Эше исполинов глубин – огромных черных китов. Ей довелось лишь однажды услышать их, но тогда душа разрывалась от тоски и печали, невыразимой, безмерной, как ночь и океан. Но рев Аббарра отличался: он вселял страх и предвещал беду.
Рог Скорби будто спустил пружину внутри, разлился в голове расплавленным железом. Боль прорезала висок, и мир вновь задрожал. Элвинг зажмурилась, напряглась, переждала пару мгновений и, осторожно открыв глаза, осмотрелась.
А вдруг он поет о Пожирателе? Может, Орму узнал о черной скверне и отправил своих лучших воинов решить эту проблему? Если так, то она может еще немного отдохнуть – свернуться в клубок, закутаться в одеяло, как в кокон, и уснуть. Проснется, когда все уже закончится, в мире без хлопот и забот. В мире вне опасности.
Орда гваров в ее голове выстукивали серебряными копытцами тысячу мелодий одновременно. Все они шли вразнобой, стараясь перекричать Рог Скорби. От этой какофонии Эше казалось, что на плечах у нее не голова, а перезрелый арбуз, готовый вот-вот лопнуть.
Тело подалось порыву и устало опустилось на лежанку. Какая же она мягкая! Рука сама потянулась к пледу. Голову нестерпимо влекло к подушке.
«Немного полежу и встану», – шептал голос внутри.
«Пожиратель не станет ждать, пока ты будешь валяться тут с компрессом на голове и ванильной лимрой в кружке», – парировал другой.
«Да, пожалуй, компресс бы не помешал», – соглашался первый.
Эша зажмурилась и сжала голову руками. Хотелось закричать, разогнать эти голоса. Элвинг собрала силы и рывком оторвала непослушное тело от кровати. Шаг. Второй.
Иглы боли пронзали тело. Ее вещи лежали совсем рядом, почищенные и аккуратно сложенные. Эша пристегнула ремни, проверила ножи. Прикосновение к металлу придало сил. Все то время, что она провела в Аббарре как наемница Ашри, она обходилась кинжалом и дюжиной метательных «лепестков», хотя последние и требовалось регулярно докупать. Но за последние пару дней она резко ощутила, что нуждается в чем-то более надежном и мощном. Торден бы подошел: большой, сильный, с энергорукой, бьющей молниями.