Карш прошел до границы ремесленного лепестка. Походка его была под стать каравану — размеренная, неспешная, выверенная. Он втягивал полной грудью запах свежего хлеба, зажмуривался, ловя на лице проказливый лучик солнца, мурлыкал под нос песню о лихом трёхногом лисе и был абсолютно счастлив... Насколько позволяли обстоятельства.
Завернув в лавку сладостей, Карш набрал мешочек цветных леденцов и, кое-как справляясь с ношей, повернул на Цветочную улицу. Тут его окутал шлейф запахов, что были подобны нитям мелодий, звучащих отдельно и сливающихся в единый букет. Ароматов столь разных и чувственных, нежных как крыло мотылька, густых как смола вековых деревьев, терпких как поцелуй и неуловимых как паутинка.
Благоухание тысяч цветов вело его к цели. И не дожидаясь приглашения, он нырнул под полог, увитый ажурным плющом. Сокровищница Тарипаску — богини молчаливых созданий — растений, что хранила то немногое, что отваживалось бросить вызов пескам и солнцу. Лавка цветов Маритты Критару.
Карш стоял у порога, наблюдая за цветочницей, что была так увлечена работой, что не заметила гостя. Ее руки ловко плясали по листьям, словно играя с ними в «ладошки». Весь пол заставлен вазонами и горшками, некоторые стебли выше караванщика, а некоторые цветы размером с две его ладони! Благоухание десятков видов смешалось в единое целое — будоражащее, опьяняющее, щекочущее нос. Растения жгутами струились из огромных кадок в основании каждой из шестнадцати колонн держащих витражную крышу. Лучи солнце падали через разноцветное стекло и оседали на сотнях бутонов и тысячах лепестков прозрачными бабочками.
Тут было прохладно. Холодовик так искусно инкрустирован в стены, так умело вплетён в цветочную мозаику, что невольно залюбуешься и поверишь в волшебство. Красота, оберегающая растения от зноя пустыни. Оазис внутри оазиса.
— Да благословит Мэй твой труд, госпожа Маритта! — Крикнул Карш и, сняв воображаемую шляпу, поклонился маленькой женщине-аллати.
Карш любил это иноземное «госпожа», словно он и правда сошел на землю, побывав в далёких морях. Но кто скажет, что пески Мэй не похожи на океан?
— Храни тебя Мэй, Вариол, — засияла уже не молодая, но все ещё симпатичная цветочница. — Никак заскучал по твёрдой земле?
— Лишь на время, — караванщик поудобнее перехватил пачку бумаг, листы, словно угри, так и норовили выскользнуть и расползтись.
— Что это у тебя? — Критару смерила взглядом Карша и подошла к столу.— Давай-ка сюда свою ношу. Надеюсь, ты не в сказители подался?
— Сохрани Мэй, — нарочито наиграно отозвался караванщик, изобразив на лице не то ужас, не то безумие и с облегчением водрузил листы на стол перед цветочницей.
Вэлла Критару ловко подравняла пачку, тут же из-под прилавка возник лист пергамента. Пальцы заплясали, пеленая бумагу. Оборот, ещё один. Не единого лишнего движения. И вот уже змейка травяной веревки опутала свёрток и сплелась узелком. Критару отсекла лишнее ножом и пододвину свёрток караванщику.
— Так будет удобнее, — цветочница наклонилась к вазонам со снежно белыми лилиями и принялась аккуратно срезать те, что распустились.
— Благодарю госпожа Маритта! Ты настоящая фея!
Маритта Критару правда была похожа на одну из волшебных цветочных жительниц, о которых любят рассказывать в сказках. Особенно в окружении зелени и разноцветных витражных всполохах ее маленькое личико сердечком, большие чёрные глаза и еле заметные ушки, больше похожие на два пушистых рожка, делали сходство особенно явным. Она тоже была старым другом отца Дхару. Карш на мгновение вновь стал ребёнком, вспомнил тот день, когда впервые витражи Критару накинули на его тощие плечи мантию волшебства...
— Что-то случилось? — цветочница, обеспокоено буравила его взглядом.
Карш вынырнул из прошлого и увидел тревогу и заботу в глазах Критару. Ее тонкая, почти птичья, рука лежала поверх его.
— Все в порядке, госпожа Маритта! Сегодня просто прошлое так и норовит откусить кусочек настоящего, — тряхнул головой Карш, извлек из кармана маленький холщовый мешочек и протянул Критару. — Специально для вас!
Женщина отложила нож, отёрла руки о тряпицу и приняла подарок. Шёлковый шнурок заскользил, и вот на ладонь Критару упало пять алых луковиц, размером чуть больше монетки островов.
— Ах, Карш, — женщина прикрыла свободной ладонью рот от удивления, на ее глаза навернулись слёзы.
— Не стоит, право, — заулыбался до ушей бист, — Если б не ваш супруг я б давно сбежал с вами в волшебную страну.