«Орм» — слово, составленное из словно ошибочных удвоенных букв, если цифры их последовательность.
Орм — камень, о котором говорил элвинг-наместник Анхар. И камень, что он вез для передачи дому Цави.
«На мелочи обращай внимания, а важное повторяй дважды», «Птица вьёт гнездо из прутьев, что растут ближе к дому» — так говорил Дхару.
Сердце забилось, кровь прилила к голове — он нащупал шелковую нить, теперь главное не упустить ее! Карш листал страницы, внимательно вглядывался в каждое слово, ища повторы букв, а цунк выписывал их на поля. «Полдень белой реки», «пристань ветра», «пустой причал», «аллиантэ»... Перед ним словно открылись врата в Дартау! Под шелухой обыденных заметок скрывалось нечто большее! Возможно, он ещё не подобрал ключ, но хотя бы видел дверь.
Добравшись до страниц посвящённых Стражу — южному оазису Мэй, который на местном назывался Борума, Карш увидел треугольник — Сигр не врал, Дхару работал с Алым Домом Цави. Вот только расшифрованные слова не вязались.
«Янтарь уносит море. Изумруд хранит Надежда».
Изумрудный — второй из домов, вечный противник и соперник. Янтарный — третий игрок на поднебесной арене Борума. Нет, никаких запретов торговать с врагами у караванщиков не было. Но обычная торговля не стоит того, чтоб творить тайну поверх списков товаров. Внизу странички был символ — точка в круге, один из четырёх знаков в титуле «Орму», значащий центр Мэй — Аббарр и если точнее — Великий Хронограф. Три других символа обозначали время (Варме), волю (Борума) и ключ (Азур). «Хранящий и оберегающий мир вовеки». Потому каждый правитель терял своё смертное имя и становился Орму — тем, кто интересы Тхару ставит превыше своих.
Поколениями орму выбирались из знатных родов Борума — истинно южная ветвь, достойнейшие из лучших. И впервые в истории, совет с перевесом в один голос избрал не одного из них. А в следующие годы все важные посты были отданы тем, кто заслужил их не родовитой кровью, а своими делами и службой. Это вызвало огромную любовь народа к новому правителю; и чем сильнее крепла эта любовь, тем больше ненавидели Избранного главы домов Стража. Но, казалось, в последние годы напряжение и противостояние спало. Орму кинул кость родовитым, создав малый совет и удовлетворив их прошение о местной власти. Но видимо недовольство переросло в нечто большее... Если Дхару удалось как-то узнать про заговор... или он сам был его частью...
***
Карш открыл глаза. Вроде лишь моргнул, а огненный диск успел коснуться земли своим пузом.
— Хотела тебя разбудить, — элвинг бросила взгляд на Марага и отвернулась, — но не было смысла. Он не просыпался...
Караванщик непонимающе глянул на элвинг, перевел взгляд на спавшего партнера. Что-то изменилось.
«Ну же!» — мысленно попросил Карш, но одеяло не дрогнуло.
Несколько шагов дались с трудом. Он не хотел видеть то, о чем уже успел догадаться. Коснувшись ногой яркого вармийского одеяла, что стало саваном, Карш опустился на колени. Бледное, совсем юное лицо.
— Настоящее приключение, — с горечью произнёс Карш. — Глупый юнец!
Караванщик стиснул зубы. Ашри молчала. Даже пески перестали петь.
— У него не было шансов, — вздохнула элвинг
— Был! — зло прорычал Карш. — Я не должен был его брать с собой... Тогда бы у него был шанс!
Порывшись в кармане, караванщик достал «дракона», сложил руки Марага на груди и подоткнул монету.
— Купи себе выпивки на той стороне, — тихо проговорил бист и провел пальцем по лбу Марага линии, складывая их в треугольник. — И передай привет моему старику.
Карш, не отнимая рук, беззвучно прочел древнюю, как сама пустыня молитву, прочерчивая духу путь в пески иного мира. После потянул шнурок, пока не показался оберег Марага. Карш рассек сплетенные нети ножом, сжимая прозрачный камень в руке. Опустил покрывало, с головой укрывая тело и, поднявшись, подошёл к самому краю карниза. Долгим взглядом он окидывал пески:
— Мэй — ненасытна. Она алчет живых сердец. Теперь Мараг будет водить караваны на той стороне.
Он слышал, как Ашри поднялась и подойдя остановилась в паре шагов за его спиной.
— Когда караванщик уходит за Кромку мира, ему больше не нужен ни один оберег. На той стороне его будут хранить дела, совершенные при жизни.
Карш разжал руку и камень, блеснув, исчез, упав в песок:
— После смерти, сердце омэйро возвращается в песок. Так оно проживает жизнь за жизнью. Вначале на крыльях птицы тук, затем на груди караванщика. Однажды, оно снова сольется с живым сердцем, и будет его беречь. И оно будет помнить о всех своих прошлых жизнях, становясь сильнее. Тарука верят, что караванщик запечатывает в сердце омэйро часть своей души и уничтожив его, можно потерять способность любить. Стать песком, что примет любую форму, чтобы достичь своей цели.