Выбрать главу

Ублаготворенные телерепортеры отбыли восвояси, но газетчики толпятся у ворот. Полицейские патрули прочесывают территорию, и собаки рычат на каждый вспорхнувший сухой лист.

Прошел месяц с тех пор, как сестра Уинифрида, которой аббатиса не велела больше устраивать рандеву в женских уборных, решила проявить инициативу, выказать воображение и договорилась встретиться с вымогателем в мужской уборной Британского музея. В этом подлестничном тупичке Уинифриду и арестовали охранники и служители музея. «Ну, дает бабец», — заметил один служитель, и Уинифрида в строгом темно-синем костюме и белой рубашке в светло-коричневую полоску, с красно-голубым галстуком, символом окончания бог весть какого университета (этого не прояснила даже воскресная пресса), была доставлена в полицейский участок: она прижимала к груди полиэтиленовую сумку со всеми этими тысячами.

Уинифрида начала выкладывать все по пути в участок, она не смолкала все время, пока женщины-полицейские совлекали с нее мужские доспехи, и делала последние признания уже в казенном комбинезоне. Заголовки вечерних газет возвещали: «Скандал в аббатстве Круском — новые откровения», «Монахиня из Кру в мужском костюме и мужской уборной» и «Дело о Круском наперстке — монахиня под допросом».

Уинифрида иссякла и была отпущена без залога по заверению аббатисы, что дело это внутреннее и церковное и что оно тщательно расследуется как таковое. Эта щекотливая ситуация, в которую полицейские власти отнюдь не хотели впутываться, не помешала, однако, некоторым епископам с грехом пополам добиться аудиенции у аббатисы Александры, белоснежной и почти неприступной, не помешала и газетам всего мира вовсю трубить дальше о Круском скандале.

— Милорды, — сказала она трем допущенным на прием епископам, — прежде чем подрывать мое аббатство, подумайте о своей пастве. Помните, у Эндрью Марвелла есть про косца:

И вот косец повел плечом, Опустошая все кругом. Свистящий взмах его косы Срезал зеленые красы; Но он подставил лезвею Лодыжку хрупкую свою, И грянулся косец лихой, Подкошен собственной косой.

Они отбыли в растерянности и смущении, поочередно и всячески заверив ее, что у них и в мыслях не было порочить ее обитель, а просто хотелось выяснить, что на самом-то деле происходит.

Когда аббатиса наконец появилась на телеэкранах, все были очарованы — по крайней мере, пока шло интервью. Воздев прелестную руку со сложенным листом бумаги, она объяснила, что располагает собственноручным покаянием бедной сестры Уинифриды, где она полностью признает себя виновной в тягчайших прегрешениях и прочих непотребствах. Затем аббатиса опровергла слухи о плохом монастырском питании.

— Не стану, однако, отрицать, — сказала она, — что у нас есть опытные лаборатории, где мы широко экспериментируем с пищевыми продуктами.

Что до прикладной электроники, заявила аббатиса, то в этой области монастырь весьма преуспел и надеется в ближайшем году создать образец нового, улучшенного громоотвода, тем самым сведя к минимуму угрозу поражения молнией и понизив и без того низкий процент смертных случаев такого рода на Британских островах.

Зрители трепетно глазели на элегантную леди. Она признала, что пленки действительно существуют: это записи конфиденциальных и сугубо частных бесед между монахинями и аббатисой, и она ни за что не предаст их огласке. Царственно улыбнувшись, она попросила всех молиться за аббатство Круское и за возлюбленную сестру Гертруду, чьи неусыпные миссионерские раченья стяжали признание во всем мире.

Телекамеры увязли; репортеры дожидаются у ворот. Пока что впустили и выпустили только мусоровозку, иезуита для совершения мессы и почтовый фургон. С утренними делами было покончено, и ворота больше не отпирали. Александра приняла епископов, побеседовала с ними и сказала, что больше их не примет. Епископы отбыли с миром, но через пару часов у них появилось странное ощущение, что они не могут в точности припомнить, чем именно успокоила их Александра. А теперь уж слишком поздно. Кто платит вымогателям, почему, через кого, сколько и откуда берутся на это деньги? Ясных ответов нет — ни в прессе, ни в умах епископов. Владычествует мифология, и аббатиса объясняет это Гертруде в прощальном разговоре по прямому проводу.

— Да, — говорит Гертруда, — в прессе и телевидении мифология, может, и владычествует, но в Риме вы на мифологии далеко не уедете. Им там подавай все как есть.