Себастьян де Кастелл
Аббатство Теней
Когда мне было семь лет, родители неожиданно забрали меня и брата из школы. Я решил, что произошло нечто ужасное, но наоборот — они преподнесли нам двух щенков. Мы назвали их Леди и Бродяга в честь персонажей самого Великого фильма всех времен. Как ни странно, Бродяга стал «моим» (вернее, я стал «его»). Думаю, множество людей пережили нечто подобное. Не знаю, почему такие события так много значат для нас, но они и вправду много значат. Они значат все.
1
ИГРУШКА ТЕНЕЙ
Надежда — это дивный остров, на берег которого все мы желаем ступить. Но будьте осторожны: когда глаза ваши устремятся к далекому горизонту, не забывайте время от времени смотреть вниз…
Глава 1
ПРОБЛЕМА ПЕСКА
Пустыня — лгунья.
О, конечно, издалека эти бесконечные просторы золотого песка выглядят манящими. Стоишь на вершине песчаной дюны, теплый бриз смягчает палящее солнце и манит к ожидающим внизу чудесам. Все, что пожелаешь — невообразимые сокровища, спасение от врагов, возможно, даже лекарство от извилистых черных линий, которые не перестают расти вокруг твоего левого глаза, — какой-нибудь дурак поклянется, что все это ожидает тебя по другую сторону пустыни.
«Опасное путешествие? Возможно, зато какая награда, парень! Подумай о награде…»
Но давайте рассмотрим поближе — я имею в виду, по-настоящему близко — скажем, находясь примерно в дюйме от самого песка. Это легко сделать, когда лежишь на нем лицом вниз, ожидая смерти от жажды. Видишь, как уникальны и неповторимы все до единой песчинки? Они разной формы, размера, цвета… Единое совершенство, которое ты видел раньше — просто иллюзия. Вблизи пустыня грязная, мерзкая и злая.
Как я уже сказал, она вонючая лгунья.
— Это ты вонючий лгун, — проворчал Рейчис.
Я резко вскинул голову. Я даже не осознавал, что говорю вслух. С большим усилием я повернулся, чтобы посмотреть, как поживает мой так называемый деловой партнер.
Я не очень далеко ушел: сказались недостаток еды и воды. Проклятые синяки, оставленные чарами недавно скончавшегося мага, чей смердящий труп гнил на жаре в нескольких футах от меня, тоже не помогали. Итак, я собираюсь потратить остаток жизни на то, чтобы просто сердито глядеть на сварливого двухфутового белкокота, умирающего рядом со мной?
— Сам ты вонючка, — ответил я.
— Хе, — хихикнул он.
Белкокоты не очень хорошо осознают свою смертность. Однако у них большая склонность сваливать вину на другого.
— Это все ты виноват! — просвистел он.
Я перевернулся, надеясь дать облегчение онемевшему хребту — только для того, чтобы раны на спине протестующе завопили. Боль исторгла сиплый стон из моей пересохшей глотки.
— Не пытайся это отрицать, — сказал Рейчис.
— Я ничего не отрицаю.
— Нет, отрицаешь. Ты хныкал, и я услышал: «Но, Рейчис, откуда я мог знать, что веду нас в смертельную ловушку, расставленную моим же народом? То есть ты, конечно, предупреждал меня, что эта болтовня о тайном монастыре в пустыне, монахи которого могут вылечить меня от Черной Тени, — жульничество, но ты же знаешь меня, я идиот. Идиот, который никогда не слушает своего более умного и куда более красивого делового партнера».
На тот случай, если вы никогда не видели белкокота — вообразите сердитую кошачью морду, слегка пузатое тело, непокорный косматый хвост и странные мохнатые перепонки между передними и задними лапами. С помощью этих перепонок он может планировать с верхушек деревьев, убивая свою добычу. «Красивый» — не то слово, которое приходит на ум, когда на него смотришь.
— Ты разобрал все это из хныканья? — спросил я.
Пауза.
— У белкокотов отличная интуиция.
Я сделал неровный вдох; жар песка обжигал мне легкие. Как долго мы тут пролежали? День? Два дня? Я потянулся к нашей последней фляге с водой, подтащил ее ближе и собрался с силами, сознавая, что мне придется поделиться остатком воды с Рейчисом. Говорят, без воды можно прожить три дня, но это только если пустыня не высасывает из тебя влагу, как… как чертов белкокот! Во фляге не осталось ни капли воды.
— Ты выпил нашу последнюю воду?
Рейчис раздраженно ответил:
— Я сперва спросил.
— Когда?
Еще одна пауза.
— Когда ты спал.
Очевидно, пустыня была не единственным лгуном, с которым мне приходилось спорить.