Будущее и только будущее является высшим и единственным судьей настоящего. Судьей неподкупным и строгим. И чтобы смело глядеть в глаза этому судье, нужно отрешиться от представления о непрерывности обывательского бытия, нужно осознать свою ответственность и жить, работать, бороться на основе этого осознания.
Странная история профессора Кацуми, талантливого ученого и пошлого обывателя, поразила воображение и заставила задуматься, вероятно, не одного читателя в Японии. Повесть Абэ является первым настоящим, в современном смысле этого слова, произведением японской научной фантастики и, несомненно, выдающимся явлением в фантастике мировой. Советский читатель узнал и запомнил имена Ефремова, Лема, Брэдбери. Есть все основания надеяться, что запомнит он и имя Абэ.
ЧЕТВЕРТЫЙ ЛЕДНИКОВЫЙ ПЕРИОД
ПРЕЛЮДИЯ
Толстые пласты ноздреватого ила на пятикилометровой глубине, неподвижные и мертвые, косматые, словно шкура допотопного зверя, вдруг вспучились, поднялись и сейчас же распались, обращаясь в кипящие темные тучи, гася бесчисленные звездочки планктона, роившиеся в прозрачном мраке.
Обнажилось изрезанное трещинами скальное основание подводной равнины. Из трещин, выбрасывая обильную пену, полезла вязкая, светящаяся бурым блеском масса и протянула на несколько километров скрюченные, как корни старой сосны, отростки. Продуктов извержения становилось все больше, исчезло темное сияние магмы, и уже только исполинский столб пара, бешено крутясь и разбухая, беззвучно и стремительно поднимался сквозь тучи взбаламученного ила. Но даже этот столб бесследно исчезал задолго до поверхности, растворяясь в неимоверной водной толще.
Как раз в это время в двух милях к западу проходило курсом на Иокогаму грузопассажирское судно. Когда корпус его внезапно содрогнулся и заскрипел, это обстоятельство не вызвало ни у команды, ни у пассажиров никакой тревоги. Они ощутили лишь мимолетное недоумение. Вахтенный офицер на мостике не без удивления отметил стаю дельфинов, испуганно выпрыгнувших из воды, а также мгновенное, хотя и незначительное, изменение цвета моря, но и эти явления не показались ему заслуживающими специального упоминания в судовом журнале. В небе расплавленной ртутью сверкало июньское солнце.
Между тем неуловимое колебание воды — зародыш гигантского цунами — уже катилось в океанских глубинах к материку волнами невероятной длины и со скоростью в двести семьдесят километров в час.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРОГРАММНАЯ КАРТА НОМЕР ОДИН
Электронно- счетная машина есть своего рода думающая машина. Она способна думать, но не может ставить проблемы.
Чтобы машина думала, нужно ввести в нее так называемую программную карту — лист вопросов, написанных на машинном языке.
1
Когда я вошел, мой ассистент Ерики, копавшийся в запоминающем устройстве, обернулся ко мне и спросил:
— Ну что там, в комиссии?
Видимо, лицо мое выражало полное отчаяние, потому что он, не дожидаясь ответа, шепотом выругался и отшвырнул инструменты.
— Веди себя прилично! — сказал я.
Он нехотя нагнулся и подобрал отвертку. Затем, подбрасывая ее на ладони, он осведомился, выпячивая челюсть:
— Так когда же все-таки можно приступать к работе?
— Почем я знаю!
Я был зол и не мог без раздражения видеть, как сердятся другие. Стащив с себя пиджак, я швырнул его на панель управления. В тот же момент мне почудилось, будто машина включилась. Заработала по своей воле, сама собой. Этого, конечно, быть не могло. Галлюцинация. Но в эту секунду в голове моей мелькнула какая-то необычайная мысль. Я попытался удержать ее — и не смог. Забыл. Вот мерзость, до чего же жарко…
— Они предложили какой-нибудь другой план?
— Они предложат, держи карман!
Ерики помолчал, затем сказал тихо:
— Я спущусь вниз на минутку.
— Ступай. Делать все равно нечего.
Я сел на стул и закрыл глаза. Стук деревянных каблуков Ерики удалялся Любопытно, почему в Японии почти все молодые научные работники носят сандалии на деревянных каблуках? Вот странная манера. По мере удаления шаги становились быстрее… Вероятно, воспылал решимостью что-то предпринять.