— Пойдет как миленький. Увидишь. Это будет первым сигналом его вины.
— Если он виновен, то, возможно, уже на Западе…
— Я же тебе сказал: приму необходимые меры.
На следующий день перед обедом Бинев неожиданно вызвал Антонова и сообщил, что Сивков вылетел из Берлина в Софию на болгарском самолете. Хорошо, что Консулов был с Антоновым. Ему было бы неприятно идти одному на встречу с Сивковым и препровождать его в управление, тем более что Сивкова он не знал. Консулов же видел его фотографию в отделе кадров.
На пути к аэродрому в машине они молчали. Даже словоохотливый Консулов не произнес ни слова. Этот поворот дела его явно не устраивал. Он ожидал более сенсационного развития событий — бегство в Западную Германию или хотя бы задержание виновника и принудительное возвращение в Болгарию. Однако Сивков сразу же после завершения своей работы в Айзенахе поспешил вернуться на родину. Как всякий человек с чистой совестью.
— Ты узнаешь его, Крум?
— Будь спокоен. Когда мы к нему подойдем?
— Сразу же после таможенного досмотра. На выходе. Как это и положено встречающим. Или нет, там может случиться скандал. Лучше после проверки паспортов.
— Скандал может произойти в любом месте. Но его не будет…
Когда еще шел таможенный досмотр. Консулов показал Антонову Сивкова. Это был высокий, крупный и красивый мужчина с густыми длинными бакенбардами и еще более длинными усами. В коричневой шляпе и плаще того же цвета, он выглядел элегантно и самоуверенно. А через несколько минут, подумал Антонов, между ними начнется борьба, как говорится, не на жизнь, а на смерть, борьба вокруг погребенного уже трупа, в которой Сивков будет отстаивать свою свободу, а возможно, и саму жизнь, а он, Антонов, — закон. Нет, не только закон, но и справедливость. И прежде всего — правду!
Сивков появился только с одним чемоданом. Таможенник отметил декларацию, не заглядывая в чемодан. После этого Сивков вышел из здания аэропорта и начал высматривать такси. Однако свободных машин не оказалось. Консулов приблизился к нему сзади и сделал знак их водителю. Когда машина остановилась перед ними, Консулов открыл дверь почти перед Сивковым и любезно сказал:
— Пожалуйста, товарищ Сивков, мы вас отвезем.
Только сейчас Сивков его заметил. И посмотрел удивленным взглядом.
— Кто вы?
— Капитан Консулов из милиции. А это подполковник Антонов. За вами мы и прибыли.
Сивков заметно побледнел.
— Но… что это значит?
— Садитесь в машину и не бойтесь. Чтобы не разговаривать нам на людях. Давайте-ка ваш чемодан.
Сивков как-то безвольно протянул чемодан. Водитель взял его и поместил в багажник. После этого все трое сели в машину, позади шофера, Сивков в середине. Если это игра, то уж пусть идет по всем правилам. Психологически сейчас это было оправдано.
Все трое молчали. Едва выехали на бульвар Ленина, Сивков проглотил слюну и спросил:
— И все-таки объясните мне, куда мы едем и что все это значит?
— Не беспокойтесь, без объяснений не обойдемся, — сказал Консулов. — И мы вам объясним, и вы нам объясните… только потерпите немного.
Больше никто не сказал ни слова до самого управления.
Когда они вышли и перед Сивковым предстали мрачные каменные стены, внутри его что-то взбунтовалось. Отчаянно оглядываясь, он как бы обдумывал возможность бежать, а может быть, думал о чем-то совсем другом — о своей погубленной жизни, через которую он сейчас перешагнет и которая сразу же кончится за порогом караульного помещения. Да, контраст был разительным — из Берлина сразу за решетку! Он автоматически взял протянутый водителем чемодан и сделал первый шаг.
Сивкова посадили на привинченный к полу стул перед столом следователя. Он было поставил рядом чемодан, но Консулов сразу же взял его и перенес в один из углов комнаты, будто хотел этим сказать: «Нет, дорогой, не думай, что сейчас ты встанешь и пойдешь домой». После этого Консулов расположился сбоку от стола, рядом с Антоновым.
— А сейчас вы мне скажите, что все это означает? — Сивков уже взял себя в руки, и его голос обрел былое спокойствие, хотя в нем и проскальзывали неуверенные нотки.
— У нас принято, что первыми задаем вопрос мы, а если есть возможность, то и отвечаем.
— Хорошо, спрашивайте.
Антонов начал с обычной формулы — кто он, где работает, чем занимается, где был, по каким делам, когда уехал… На первый взгляд все выглядело легко и непринужденно: нет ничего более простого в том, чтобы задавать вопросы. Спрашиваешь, а подследственный отвечает тебе. Однако это совсем не значит, что следователь может спрашивать все, что ему взбредет в голову, не говоря уже об этической стороне вопросов. Например, не следует удовлетворять нездоровое любопытство. Все вопросы должны быть целенаправленными, ведущими к раскрытию истины и только истины, которая интересует следствие. С другой стороны, вопросы не должны быть и слишком «открытыми», как говорится, «лобовыми». Хотя из-за внезапного возвращения Сивкова Антонов не успел как следует продумать план допроса, его богатый опыт подсказывал, что в данном случае он должен заставить его «потонуть» в своей лжи, а после этого эффектно разоблачить и «переломить». А уж он-то знал, что Сивков будет лгать, изворачиваться. Но он никак не ожидал, что тот скажет, будто уехал в понедельник двадцать первого.