Регулус слабо улыбается, неуверенность с его лица исчезает.
Сириус сохраняет в памяти слова Северуса, его поступок — воздаяние наступит потом, когда придет время платить по счетам.
><((((o>
— Где Питер?
Джейм обычно начинает разговор не так, и потому Ремус отрывается от домашнего задания по зельям и поднимает голову. Джеймс полностью облачен в квиддичную форму, даже в щитки («Броня, это броня, ведь мы воюем», — любит говорить он, особенно слегка выпив), но метла осталась на кровати, и он глядит на Ремуса, словно тот — особенно сложное заклинание, с которым нужно разобраться именно сейчас.
Из-за этого Ремус слегка напрягается, сведя плечи.
— Его оставили после уроков, помнишь? Бомбы-вонючки на трансфигурации. Он продолжает крутить амуры с МакГонагалл.
— Интересно, когда до него дойдет, что ее сердце принадлежит мне? — спрашивает Джеймс, усаживаясь на кровать рядом с Ремусом, и засовывает нос в его свиток. — Кстати, если добавить две полных ложки опопанакса в зелье для желудка, то можно кого-то убить. — Ремус глядит на зелье, о котором пишет, и которое теперь можно считать самоубийственным, и небрежно вычеркивает параметры. — Серьезно, ты безнадежен.
— Когда в классе пахнет, как будто чья-то бабушка вовсю вертится в гробу, вылив перед этим на себя полный флакон духов, очень трудно сосредоточиться, — бормочет Ремус, как будто это единственная причина того, что зелья ему не даются. Порой он подсматривает за тем, как работают с котелками Блэк и Снейп — так аккуратно и так впечатляюще удачно, что нет сил оторвать взгляд. Потому что нечестно, что у других все получается правильно с первой же попытки.
Джеймс фыркает.
— Ну конечно, сосредоточиться! Никакой связи с тем, что ты постоянно отвлекаешься на слизеринцев.
Он фыркает снова.
— Ты очень мил, когда пытаешься изображать поросенка. Неудивительно, что Эванс каждую минуту ищет твоего внимания, — огрызается Ремус, исправляя убийственный просчет, чтобы его зелье все-таки лечило желудок.
Джеймс просто замечает:
— Однажды она полюбит меня за все мое свинство.
Тогда он снова фыркает, и Ремус, не в силах сдержать улыбку, откладывает наконец задание в сторону.
— А вот и тот милый бродяга, мой лучший друг, — говорит Джеймс, ущипнув Ремуса за щеку. — А теперь скажи, кто та счастливица, которую я должен буду предупредить, что цвет твоих носков — это какой-то тайный код?
— Мои носки все черные, — замечает Ремус. Он понятия не имеет, к чему ведет Джеймс. — Нет никакой девушки.
— Есть. Ты постоянно отвлекаешься, слегка угрюм, немного брюзжишь, скрытничаешь и отвлекаешься. Да, я знаю, что сказал «отвлекаешься» дважды, — перебивает Джеймс, прежде чем его успевает перебить Ремус. — И это не случайно. А Питер говорит, что ты, когда тебя никто не видит, начинаешь пялиться в пространство и дергаешь уголками губ.
— На месте Питера я бы решил, что у меня тик, а не какая-то девушка, и беспокоился бы об этом, — отвечает в неожиданном смятении Ремус, потому что речь идет о Блэке, а он не девушка, просто друг (для начала), и еще он не уверен, с каких пор друзья успели начать этот ужасающий сеанс психоанализа, который нужно немедленно прекратить.
Джеймс считает себя вправе сделать паузу.
— Ну, если честно, на месте Питера у тебя было бы гораздо больше причин для беспокойства, чем какой-то нервный тик, — признает он, а затем наклоняет голову, искоса глядя на Ремуса. — У тебя точно нет девушки? Хоть какой. Обещаю, я не стану ее запугивать, честно, если не успел уже этого сделать, она ведь знает, что мы друзья, и вся школа наблюдала за тем… происшествием с голым задом на прошлогодний Хэллоуин…
— Мы поклялись, что не станем вспоминать об этом, — внезапно возражает Ремус.
— И это доказывает, что штука вышла ужасающая! — повелительно заявляет Джеймс. — Серьезно, Ремус, ты же знаешь, что я не собираюсь тебя осуждать…
— Едва ли меня волнует твое осуждение, Джеймс Поттер. Это же не мой проект по гербологии пошел вразнос и до сих пор где-то бродит по замку, порой нападая на невинных первачков?
— Уверяю, без твоего полезного совета насчет удобрения и противослизневого заклятья он бы ни за что не обрел разум, так что ты виноват не меньше моего, — говорит Джеймс, падая на кровать. Можно надеяться, это знаменует окончание серьезного разговора — и так оно и есть, потому что дальнейшее сворачивает в сторону СОВ, экзаменов и что Лили пахнет солнцем, счастьем, радостью и прочими невозможными вещами, и «почему она просто не сходит со мной в Хогсмид?»
Забавно: позже, когда Ремус идет на встречу с Блэком, их разговор выглядит совершенно иначе. Блэк в отвратительном настроении, настолько отвратительном, что заставляет слизеринскую второкурсницу разрыдаться ему вслед. Ремус наблюдает, как разворачиваются события, и, хотя не слышит, что именно говорит Блэк, зато видит, как он говорит кое-что и уходит, не оборачиваясь, а девочка ударяется в слезы.
— Да ты опасный человек.
Блэк отвечает, когда они оказываются возле озера, и стемнело уже настолько, что невозможно разглядеть, какого цвета их галстуки или шарфы (или огромные красно-золотые наушники Ремуса — подарок Питера, который знает, как сильно тот не любит мерзнуть).
— Прости, но я сказал ей от силы пару слов.
— Ну да, девушки часто разражаются слезами после пары добрых слов, — начинает Ремус и тут же замолкает: все, что он знает о девушках, это что они начинают рыдать после пары добрых слов от Блэка. Он сам бы наверняка зарыдал — от ужаса, потому что знал бы, что какие-то похитители тел сумели подменить Блэка. — Что ты ей сказал?
Блэк окидывает его взглядом, слегка приподняв брови.
— Что тебя так обеспокоило, Люпин? Она же почти малявка.
— Ты в ее возрасте уже вертел всем факультетом, — замечает Ремус и добавляет: — Я не слепой. Вся школа знала.
— Тем более важно напоминать, чтобы они знали свое место.
В этой беседе настолько до ужаса трудно ориентироваться, что Ремус едва не кричит.
— Зачем ты так говоришь?
— В смысле, как человек или как чистокровный? — парирует Блэк. — Потому что другие намеки тебе не понравятся.
— Как будто ты в книге, и тебя выбрали на роль злодея. Знаешь, это глупо, — отвечает Ремус, борясь с желанием пнуть снег. Должно быть, он совсем с ума сошел, раз пришел сюда. Холодно, воздух неприятно колет легкие. — Охренеть, ну и мороз!
Блэк никуда не уходит. Он просто разглядывает Ремуса, и это приводит в замешательство, потому что он не улыбается, как обычно, свысока.
— Чего? — спрашивает Ремус, глядя на него в ответ.
— Ты никогда не продумываешь, что собираешься сказать, правда?
На мгновение Ремус чувствует себя оскорбленным.
— Просто роскошная мысль, и от кого — ты ведь и сам не понимаешь, зачем заставил второкурсницу рыдать.
— Я отлично знаю, зачем, — отвечает Блэк, — но для тебя это не будет иметь смысла.
— Потому что я не в Слизерине?
Ремус не уверен, обижен ли этими словами или польщен. Наверное, и то, и другое.
Блэк качает головой.
— Нет. Потому что ты считаешь себя по-настоящему хорошим человеком, — поясняет он и слегка наклоняет голову. — Может, сменим тему? Тебе нужно помочь с зельями.
С минуту Ремус молчит. Выходит, что, когда он не смотрел на Блэка, тот смотрел на него? Это достаточно отвлекает его, чтобы они действительно сменили тему и, несмотря на холод, отправились дальше.
========== Глава 3. Вой ==========
Ремус не может нормально дышать. Дома, в деревне, с ним такого не случалось. Мама замечательно заботилась о нем, прекрасная, милая мама. Как же заманчиво — вернуться туда, спать в материнском доме, забыть обо всем остальном мире.
Он не может нормально дышать, потому что поцеловал Сириуса Блэка, движимый неожиданной нежностью, таящейся под кожей. Ноги несут Ремуса на чердак, туда, где Тибби показывала ему книги дядюшки Альфарда, которых Блэк не хотел видеть — любовные романы для ведьм, книжки с неработающими заклятьями, старые учебники. Там лежит потрепанная копия «Истории Хогвартса» с пометками Альфарда Блэка — убористый, старомодный почерк. Старые семейные реликвии — ничего похожего на то, что, как кажется Ремусу, Блэки держат на чердаке дома на площади Гриммо.