Ремус никогда не думал, что безумие может быть настолько потрясающим. Ему казалось, что земля задрожит, а небо порыжеет, но нет, это чувствуется, словно прилив магии, которую переживаешь, наколдовав особо удачное заклинание.
Это — пальцы Сириуса у него в волосах, и это же — неожиданный удар кулаком в лицо.
— Ты совсем сдурел? — требовательно выкрикивает Сириус. — Ты что, не знаешь, кто я такой?
— К несчастью, я даже слишком близко с тобой знаком, — шипит Ремус в ответ и тянется за палочкой, но Сириус неожиданно снова целует его, щека болит, боль стреляет в шею, но останавливаться нет сил — так это приятно. — У меня кошмар? Это что, правда кошмарный сон?
— Заткнись, — приказывает Сириус и снова целует его, и на этот раз они стоят посреди теплицы, прижавшись губами друг к другу, и пытаются разобраться с головоломкой тел и носов, чтобы не прерывать поцелуя.
И они не прерываются, по крайней мере, еще немного, пока Ремус не вспоминает, что опоздал на занятия с Эванс и Джеймсом, и, если он немедленно не появится, Эванс заколет его тупым концом палочки.
— Мне пора… — бормочет он в перерывах между поцелуями. Теперь они уже у стола, и Ремусу плевать, что острый угол впивается сзади, потому что целоваться так здорово.
— Лучше бы у тебя была уважительная причина, — отвечает Сириус, касаясь губами его шеи.
Ремус отталкивает его, и Сириус со смущенным видом отступает.
— Нужно предотвратить убийство, — говорит Ремус и снова прижимается губами к губам Сириуса, очарованный тем, насколько это легко, — и, учитывая, что придется объяснять, откуда у меня фонарь под глазом…
— Да, хорошо, хорошо, — отвечает Сириус и великодушным жестом машет рукой. — Иди, свободен. Мне все равно надо закончить с растениями.
Ремус, улыбаясь, уходит, но на пороге оборачивается.
— В конечном счете тебе придется объяснить, что это было.
— Иди, — приказывает Сириус, и Ремус захлопывает дверь.
Он возвращается в замок и направляется к лестнице, когда в него попадает заклинание, которого Ремус, рассеянный сейчас, не заметил. Он хватает ртом воздух. Из-за колонны шагает Снейп, он в гневе — холодном, рациональном варианте гнева — но Ремус только тянется к чему-то невидимому. Словно воздух вокруг обратился в снежную кашу, которую можно только пить.
Снейп без труда толкает Ремуса к стене — тот не в силах дать сдачи.
— Не знаю, что здесь творится, — шипит он, словно змея, — но я устал от того, что меня отодвинули в сторону, и знаю, что дело в тебе. Честно говоря, не могу понять, что в тебе такого интересного, но расслабься — я наверняка это выясню.
Ремус снова хватает воздух ртом, и Снейп улыбается.
— Ты и твои дружки считают себя такими умными. Лили со мной не разговаривает, и вы думаете: о, как прикольно, посмеемся над Снейпом, но расслабьтесь…
Он не заканчивает фразу, потому что ему дает подзатыльник никто другой, как Регулус Блэк, и Регулус же снимает заклятье. Воздух врывается в легкие, и, как только способность усваивать кислород возвращается, Ремус слышит последние слова этого спора:
— …ворил держаться от него подальше!
— Ты всегда делаешь именно то, что приказывает твой братец, Регулус? — огрызается Снейп.
Регулус так похож на брата, даже странно смотреть; в нем нет ослепляющей красоты Сириуса, но он, как любой Блэк, хорош собой: четкие, словно вырезанные, черты лица, гладкие черные волосы, те же холодные серые глаза, хотя теперь Ремусу кажется, что у Регулуса взгляд теплее и мягче. Но манера держаться у него та же, аристократическая, и выражение лица — как будто он лучше других.
— Мне бы не хотелось, чтобы он превращал кого-нибудь в свинью, так что да, делаю. Я ему не расскажу…
— Да плевать, если и расскажешь, — говорит Снейп уже спокойнее, и Ремус понимает, что тот копирует холодную, отстраненную манеру речи Сириуса.
Регулус закатывает глаза.
— А стоило бы. А ты… — добавляет он, глядя на Ремуса, — разве не должен куда-то идти?
Рему глядит на них обоих и решает не ввязываться во все это. Поднявшись в библиотеку, он устраивается за столом как раз в тот момент, когда из-за угла появляется Лили. Она негромко вскрикивает:
— Ремус, что случилось?
— Что… о, ради Мерлина, — говорит он, касаясь места, куда ударил Сириус. — Влетел в дверь. Ту самую, с подвохом, на третьем этаже возле кабинета заклинаний, ты знаешь.
Он лжет, и лгать так легко, ложь течет, как вода — но Ремус все время лжет, у него отлично получается.
Лили щелкает языком и выпускает небольшое заклятье: легкое покалывание, и синяк проходит.
— Лучше сделать это до того, как сюда придет Поттер, увидит и отправится к двери свершать страшную месть, — говорит она, и Ремус думает: пусть и случались накладки, но день все равно удался.
><((((o>
Письмо приходит после обеда, и одно это вызывает беспокойство. Отцовская неясыть, огромная, настолько здоровенная, что Сириус подозревает в ней орлиную кровь, влетает в открытое окно и метит прямо ему в голову.
Не успевает Сириус крикнуть, как Тибби умудряется заклятьем поймать птицу на полпути, забирает и тут же вручает письмо — одновременно выпроваживая наводящую ужас сову в окно.
— Что за адская… — начинает Сириус и глядит на письмо.
Отец посылает письма как минимум раз в неделю, но сейчас это скорее «ежедневно», с учетом всех проблем. Он все поднимает крик из-за того, что Сириусу нужно присоединиться к общему делу, к брату, все такое прочее, но цели письма никогда не достигают. Просто белый шум на бумаге. Но обычно они приходят утром, пока отец еще не отправился на работу.
Люпин с грохотом сбегает по ступенькам, держа палочку наготове.
— Что случилось?! Ты кричал…
— Да, кричал. Если бы на тебя во вспышке безумной ярости напала бешеная сова, ты бы тоже закричал… — хмуро начинает Сириус и сдирает с письма восковую печать со стилизованной буквой «Б». Что бы это ни были за новости, лучше бы им оказаться самыми важными в его жизни.
Он читает письмо, и земля уходит из-под ног. Словно в северном Лондоне (во всяком случае, в Ислингтоне) случилось ужасное землетрясение, чувствует которое только Сириус, потому что его ноги не касаются твердой почвы. Руки тянутся к столу, но стол, кажется, сдвинули в сторону. Сириус пытается найти его, но, не понимая, как так вышло, падает. Он сидит на полу, неудобно согнув ноги, держит в дрожащих руках письмо и читает, читает его, снова и снова.
«Сириус,
Регулус мертв. Похороны через три дня. Увидимся там».
Вот и все. Никаких объяснений, причин, ни слова утешений. Брат мертв. Будь на похоронах. Так по-семейному, так ожидаемо. Его брат, его лучший друг, самый преданный Сириусу человек (после истории со свиньей), тот, кто шел за ним повсюду, смеялся над всеми тупыми шутками, никогда не требовал должного за все те блестящие и безумные идеи, которые приходили ему в голову, тот, кто услышал слова «Я целовался с мужчиной» и ответил на это не отвращением, а вопросом «А какой у него статус крови?», как будто остальное не имело значения. Сириус не виделся с братом два года, с тех пор, как тот в первый и единственный раз появился на Абердин, 73, умоляя присоединиться к ним, со времен их ссоры. И дня не проходило, чтобы Сириус не вспоминал о нем.
Прежде чем его успевают остановить, Ремус выхватывает письмо, а затем захлебывается воздухом, широко раскрыв глаза. Сириус никогда не замечал, какой в них таится золотистый отблеск, что они вовсе не тускло-карие, а странного, переливчатого цвета. И он не в силах сосредоточиться ни на чем другом.
— Сириус…
Ремус обнимает его. Забавно, что он снова Ремус, Сириус не называл его так со школы, и они не касались друг друга с тех пор…
Он не может даже закончить мысль. Поначалу Сириусу кажется, будто это объятия, но все не так. Потому что Ремус подхватывает его и тащит вверх по лестнице, используя то ли обманчивую силу оборотня, а может, магию, а может, Тибби — Сириус не знает. Он идет, прихрамывая, но Ремус продолжает поддерживать его, пока они не добираются до кровати, и все, что может делать Сириус — думать, откуда же доносится этот крик? Плачущие звуки, словно мир рвется на части. Это мать? Это ее бесконечно громкие вопли доносятся из центра Лондона, вот что это — должно быть, звуки оставшихся в ее выжженной душе капель человечности. Она всегда любила Регулуса сильнее, всегда. Сириусу кажется, что этот звук он точно где-то слышал. Но где?