Далет. Дщерь Эфиопии облекается в кожу и шкуру,
Надевает рубище, твердое, как плита.
Носит иго вместо золотой цепи на шее.
Вместо дома, вина и песни она сделала свой двор площадью плачущих.
Она посыпает пеплом главу свою вместо благовоний, мира и воды розы.
Не Клавдий ли тот, кто был помазан благовониями?
Ныне его постигло переселение, удел странников и пришельцев.
О смерть, судья жестокий, заключающий в узы, как заимодавец, чистого,
Ничего не дав взаймы, за что взять можно выкуп.
Ты не стыдишься сокрушения матери и не содрогаешься пред нежностью сына ее!
О разрушитель, не оставляющий камня на камне на углах печальных!
Хе. Когда светильник освещающий поставили под спуд, а не на свещнице его,
Чтобы нам не испытать ужасов ночи и не окружил нас мрак отовсюду?
Вав. Дева Израилева, призови из Гезера дщерей плачущих, да рыдают над тобой и плачут.
О винограднике твоем, погубленном и искаженном червями,
О пастыре твоем умерщвленном и об овцах твоих рассеянных,
О чадах народа твоего, ставших чадами пленения.
Зай. О Клавдий, спаситель в жизни своей и избавитель в смерти своей!
Видя гибель народа твоего, ты предпочел умереть, будучи юн.
И питие чаши, поданной душе твоей, не удручило ее.
Хет. Куда отошел судья народа нашего, бывший избавителем сынов убогих?
И судья праведный угнетенных?
Куда прешел учитель, учивший о соединении божества и человечества без смешения?
Тет. Какая горечь не чувствуется внутри?
От радости к печали, от крепости к сокрушению,
У кого страх вне и убиение внутри?
Разве не у того, чей покой прошел, когда прешли дни Клавдия — пятидесятницы
Иод. О если бы кто-либо сделал мои очи облаками, да прольют подобно дождю воду,[315]
Да восплачу по Клавдии, господине моем, и возрыдаю по нем.
Есть ли кто добрый, как господин мой к рабу своему, не утруждавший его против воли, но питавший его, как он алкал, и поивший, когда он жаждал?
Есть ли кто благодетель, подобный ему, давший всем взаймы без воздаяния, не делавший зла злым, и не требовавший ни от кого, чтобы ему делали добро?
Никто же благ, токмо един бог, проливающий дождь на праведных и неправедных и на добрых и злых дающий сиять солнцу[316]
Каф. Бог сотряс землю и смутил ее,[317]
Когда взял Клавдия из стана.
Возрадовались н возвеселились о нас враги и разделили нас, как добычу
Ламед. Увы земля, увы!
Умножились болезни ее и воспалились язвы ее,
Ибо взяли от нее Клавдия, бальзам ее милосердия.
Прошла радость, исчезло наслаждение;
Пал благословенный венец лета благости.[318]
Мем. О царь Клавдий, царь мира!
Даруй нам, народу твоему, согласие.
И на одре твоем не замедли долее, да не унаследят достояния нашего мусульмане и не возьмут страны нашей люди Рима.[319]
Нун. Чада народа твоего были в погублении,[320]
Как делают с яйцами страусы,
Когда отвратил от них Клавдий милость очей своих.
Питание людей, прекрасная трава, которой ищет ради животных, —
Клавдий, судия праведный, судивший угнетенного против его супостат
И для спасения его простиравший десницу;
Для рассеяния врагов трубивший в рог.
Самкет. Куда ушел ты с престола твоего, Клавдий, царь Сиона?
Столь долго ищут тебя и не находят ищущие.
Не возлетел ли ты в высь воздушную, как птица, и не сошел ли ты в глубину бездны, как рыба?
Э. Вино, созданное для увеселения нашего, пролито из сосуда,
А душа наша связана между печалью и безумием.
Жизнь наша легковесна, как солома на лопате.
Фэ. В смерти Клавдия мы познали мир преходящий, скоро протекающий, подобно воде чрез сито,
И как блуждания боязливого, быстро переходящего мыслью туда и сюда
Цадэ. Как устремляются ноги смерти к пролитию крови!
И как очи ее внимательны к убиению душ!
От души сына даря, сидящего на престоле, до сына рабыни, что у жернова![321]