Алан Марк
АБИТУРИЕНТ
Кто-то жутко стонал.
Я открыл глаза и увидел этого гада, тренера штангистов. Он в одних плавках стоял перед зеркалом в гнусной позе и напрягал мускулы. Мечтает в чем мать родила сняться на обложку спортивного журнала. У него крохотная голова, и его это страшно бесит. Туловище гориллы и череп ящерицы. Ни одному журналу не пришелся по вкусу этот гибрид.
Я сел на кровати, и тут он принялся ходить по номеру, как на атлетическом конкурсе. Прямо из кожи вон лезет, демонстрирует свои замечательные бицепсы. Я представил, как он летит с двенадцатого этажа среди разбитых стекол и визжит от страха. Иначе свихнуться можно, стоит принять его всерьез. В этой подлой гостинице никому нет дела до жильцов, которые только и ждут момента прикончить друг друга.
Наконец, я встал и пошел в ванную. В раковине умывальника валялись две пустые ампулы. Этот мерзавец по утрам вводит в свои жирные ягодицы анаболики. После инъекции в нем просыпается зверский аппетит. Когда я вернулся, он яростно уминал свиные консервы, чавкая как туалетный бачок. Если снять все это на пленку, получится неплохой фильм ужасов. Зрителей будет тошнить в течение всего просмотра.
Я вышел из номера и двинулся по коридору в буфет. Тут на всех этажах были буфеты, в которых продавали вонючих цыплят и кофе.
Посетителей было немного. Два типа в помятых шляпах за столиком у окна. Они жевали что-то с унылыми физиономиями и поглядывали в сторону стойки. Я заказал бутерброд с сыром, кофе и сел в углу. У официантки была короткая синяя юбка, светлые волосы и маленький капризный ротик. Ей на вид лет девятнадцать. Она мне очень нравилась. В последнее время я почти от каждой девчонки схожу с ума. Никогда со мной такого не было.
Я поел и вернулся в номер, но перед этим мне пришлось тащиться к дежурной за ключом. Тренер ушел на соревнования. Там выступали два его ученика, такие же подонки, как и он сам. Вечно они сидели внизу в холле с таким видом, будто все вокруг просто недоноски, если не в силах толкнуть с груди стокилограммовую штангу.
Я почитал учебник по зоологии, но ничего не шло в голову, кроме официантки. Я только о ней и думал. Экзамен через три дня, и если я его провалю, отца это огорчит. Он спит и видит меня врачом.
К двум часам появился тренер. Сумка его была набита всякой снедью, и он дрожал от нетерпенья, пока выкладывал ее на стол. Я понял, что он собирается обедать, и решил прогуляться. Мочи нет смотреть, как он ест.
Я вышел из гостиницы и через пять минут до меня дошло, что не стоило этого делать. Хуже нет идти по чужому городу, когда все спешат мимо по своим делам, а ты не знаешь, куда приткнуться. В одной витрине я увидел свое потерянное лицо и быстро отвернулся. Никогда мне не было так тоскливо.
Часов до семи вечера я посидел в парке. Там была такая пустынная аллея, только парочка слонялась. Этот тип все посматривал в мою сторону, ждал, когда я уберусь. Девочка у него была ничего, и я ни с того ни с сего решил, что нравлюсь ей. Такая идиотская самоуверенность. По настоящему-то у меня никого не было, и о свидании никогда ни с кем не договаривался. Тут же я увидел малыша лет двух в синем комбинезоне. Он сосредоточенно копался игрушечной лопаткой в земле и ни на кого не обращал внимания. Я последил за ним минут двадцать, а потом вернулся в гостиницу.
В холле двенадцатого этажа несколько человек сидели перед телевизором. Шла передача, которая считается замечательной. Там ведущий собирает всяких недоумков в подъезде и начинает с ними заигрывать. Было такое ощущение, что сейчас кто-нибудь из них вытащит камень и запустит им в телекамеру.
Я направился в номер. Они даже не пошевелились при моем появлении. Официантка сидела у него на коленях, а он тискал ее ножки своими погаными руками. Мне всегда странно, почему красивые девушки садятся на колени к явным кретинам. Хотелось бы когда-нибудь относиться к этому равнодушно. Я сделал вид, что мне позарез нужно кое-что. Они продолжали сидеть в кресле, а я копался в сумке. Наконец, я извлек черный полиэтиленовый пакет. Неизвестно, что там было завернуто. Я взял пакет и вышел из номера. Тотчас позади меня повернули ключом в замке. Я пошел по этим чертовым протертым коврикам и спустился вниз, в бар. В туалете я рассмотрел содержимое пакета. Это оказались грязные носки, и я выбросил их в мусорную корзину.
В баре наигрывали песенки Дитера Болена. Какой-то тип крутился на полу, а остальные сгрудились вокруг него и орали всякую чушь. Подохнуть можно от их веселья. Я пробился к стойке и заказал коктейль покрепче. До одиннадцати часов я выпил несколько бокалов так, что у меня кружилось все вокруг, когда я плелся обратно в номер.
Дверь на балкон была приоткрыта, и струи дождя падали на паркет. Обезьяна сидела за столом и двигала челюстями. Я взял ее за ухо и сказал в заросший волосами слуховой проход:
– Кретин!
Он открыл рот, и меня едва не стошнило в эту помойную яму. Потом я отлетел в противоположный угол комнаты и ударился головой о стену. Он надвигался на меня, а я думал, что этому гондурасскому гестаповцу не удастся выбить из меня ни слова. И мне стало легче…