– Здесь самое интересное: в крови мы обнаружили содержание цианистого калия – самого смертельного неорганического яда. Вам что-нибудь известно о нём?
– Он похож на крупинки соли – бесцветные кристаллики, – произнёс я единственное известное мне.
– Точно. По сути, он и является солью – солью синильной кислоты. Очень опасная вещь: хорошо растворим в жидкости, за что и стал любимцем у многих преступных деятелей, желавших избавиться от неугодных или вставших на их пути, – Зубцин прокашлялся в кулак и сильнее надвинул очки на переносицу. – Тогда-то я и понял, что наш товарищ отравлен. Понимаете, этот яд не даёт возможности клеткам тканей получать из крови кислород, что в медицине имеет название гипоксии.
Вдруг я задумался: почему об отравлении известно только Зубцину, если во вскрытии принимали участие ещё и санитары? Намеренно ли он скрыл полученные результаты, или тот самый барьер передался им тоже. Я поспешил задать возникший вопрос своему собеседнику, на что и получил ответ:
– Видите ли, лаборатория находится вне морга, недалеко от него. Вам ведь уже известно о моей привычке оставлять любые сведения поступающих трупов недоступными для других персон. Из-за этого я решил ничего не говорить находящимся там врачам, сославшись на не точность полученных данные и необходимость более подробного осмотра внутренностей, – тут я заметил, как его руки задрожали. – Я покинул пятую КГБУЗ с твёрдым намерением поделиться любопытной информацией с коллегами. Но… – неожиданно голос Зубцина сорвался, а кожа побледнела, будто вспомнив об ужасном событии из того дня, – меня ожидал неприятный сюрприз.
Я попытался представить описанную им ситуацию, но в голову ничего кроме вчерашнего разговора не лезло. Хоть моё внимание и сконцентрировалось на не менее важном рассказе Зубцина, мысли витали вокруг того момента, когда Роман впервые сообщил о своём убийстве Викторией. Да, звучит до безумия странно, но ещё страннее были мои ощущения: неприятно вибрирующая боль наполнила собой голову, волнами обрушиваясь на неустанно работающий мозг, пытающийся каким-нибудь образом переварить полученную информацию и найти ей место в рядах нормальных дум. Плечи странно отяжелели, словно под тяжестью наваленного на них груза некой ответственности – ответственности за будущее. Всё сильнее крепло желание закончить разговор и убраться восвояси. Но следовало дослушать Зубцина до конца. Я понимал, что его рассказ приближается к самой сути, к самим причинам произошедшего, где наконец-таки раскроется роль Виктории, и, возможно, выявится её вина.
Далее Зубцин поведал мне о том, что у морга остановился незнакомый чёрный «джип» с тонированными стёклами, сверкающий хромированными деталями на солнце не хуже зеркальной поверхности. Достаточно было одного взгляда, дабы понять богатый статус его владельца – вряд ли простому пролетарию дозволено иметь такого зверя, на фоне которого «тойота» патологоанатома блекла, как маленькая травинка в луговом просторе. «Чего они здесь забыли» – задался он вопросом, заметив блеклое пятнышко физиономии водителя. Того к сожалению угадать не удалось – нацепил солнцезащитные очки. Зато по правую руку от него Зубцин увидел блондинку, внимательно наблюдавшую за ним. «Неужели это Виктория Ильжевская?» – удивился он и покинул салон автомобиля, прихватив портфель с результатами анализа крови, валяющийся сейчас у его ноги. В это же время распахнулась дверь внедорожника, и блондинка, словно бабочка, соскочила с подножки и быстро направилась ему навстречу, не забывая об элегантности совершаемых движений.
Первым предположением патологоанатома было её желание узнать о причине кончины мужа. Именно об этом она и спросила его, приблизившись достаточно близко. Про себя патологоанатом отметил, настороженность, выражавшуюся в частом оглядывании девушки по сторонам и обращение взгляда на водителя «джипа». Её зелёные глазки быстро-быстро вращались в глазницах. «Волнуется» – решил Зубцин и рассказал Виктории об отравлении цианистым калием. Неожиданно лицо девушки побледнело, а глаза наполнились слезами. Несколько секунд она, не шевелясь, смотрела покрасневшим взглядом на патологоанатома, после, прижав ладонь ко рту, чтобы сдержать рыдания, побежала к сопровождавшему её мужчине, который видимо, вник в ситуацию и спешно спустился ей навстречу, держа подмышкой серую папку, перетянутую верёвочкой.
– Понимаете, – объяснял патологоанатом дрожащим голосом, – там были деньги, в той самой папке. Сотня тысяч. Двадцать пятитысячных купюр.
– Вам предложили их в обмен на молчание? – спросил я, поняв о каких деньгах, говорил он, упомянув своё горе.