Сейчас, разумеется, ничего из этого не было. Наверное, хозяину заведения просто надоело вкладывать бюджет в уход за таким приятным после мёртвых городских пейзажей отголоску природы. Нет, не подумайте – рядом с кафе раскинулись высокие деревья, напоминающие острой формой крон, шуршащих в ветреном дыхании, огоньки на тающих свечах. Но красота эта была иная.
Я припарковал автомобиль рядом с серым японцем «сузуки гранд ветара» и нагнулся за бумажником к бардачку, где по неточным сведениям должны скрываться несколько сотен рублей, отложенных некогда мною. Трясущиеся пальцы нащупали пятисот рублёвую купюру. «Должно хватить на порцию шашлыка» – прикинул я в голове, сжимая в руке Петра I. Встряхнул бумажник, и пара троек монет отозвалась мне металлическим звоном – на чай.
Ссыпав в ладонь мелочь, я вновь перегнулся через рычаг переключения передач и бросил его обратно в бардачок. Бумажник приземлился прямо на экран смартфона, сию секунду привлекшего моё внимание. А я ведь почти забыл о его присутствии. Но не потому что раскаяние Зубцина стало объектом сосредоточения раздумий. Скорее вина принадлежала подсознательному страху – частичке животной самобытности, глубоко засевшей в нашей душе. По сути, смартфон и являлся той вещью, из-за которой произошли вышеописанные события. Именно по этой причине я ощущал странную неприязнь к этому безобидно выглядящему предмету. Мы часто становимся жертвами таких ощущений: проходя мимо давно заброшенного дома, заросшего джунглями сорняка, на нас накатывается страх и еле заметная паника. Что же вызывает её? Неужели почерневшие и потрескавшиеся от без жалости времени стены с разбитыми окнами, некоторое время назад плотно заколоченными уже прогнившими досками? Или покосившийся шифер, дырявый как дуршлаг? Нет. Нас не волнует внешний вид, ибо безобразность такая же естественная вещь в жизни, как и радуга во время грибного летнего дождя, пронзенного лучами солнца. Основа страха лежит в человеческом воображении, рождающем образы того, что могло бы обитать в наблюдаемых нами стенах.
Видя заброшенный дом, мы одновременно видим и тех существ, наблюдавших за нами сквозь пыльные и грязные окна с потрескавшимся стеклом. Только существа обитают в ином мире – в нашей голове, потому-то об их присутствии мы знаем столько же, сколько о событиях грядущих дней. Лишь предполагаем. Это и называется неизвестностью. Она страшна нам.
Вот и взяв в руку смартфон, я ощутил её пульсацию. Я до сих пор не понимал способ, благодаря которому Роман – закопанный в могилу мертвец, лежащий в гробу, крепко придавленном рыхлой почвой, говорил со мной. Говорил, словно живой человек, сидящий в кресле пред уютным огнём камина или свечение телевизора.
Не знаю на что надеявшись, я включил его и вошёл в историю вызовов. Ещё раз.
Может на самом деле мне всё привиделось? Может запомнившийся до малейших деталей диалог оказался сонным видением? Я до последнего хотел верить возникающим в голове вопросам, не чувствуя себя таким образом ненормальным. Да-да, ненормальным! Череда недавних событий всё нагляднее намекает мне об этом.
Но номер Романа всё ещё возглавлял список входящих вызовов.
Глядя на него, мне неожиданно стало веселее. Тревожный ком в горле некуда не делся, только накатившийся приступ беспричинного смеха на мгновение затмил его, а после усилил. Вода точит камень, встретившийся на её пути. Грубо и неумолимо.
Я не мог сдержать рвущийся поток, потому рассмеялся. Негромко. Будто боялся оказаться кем-то услышанным, хотя рядом никого не было. Я смеялся и смеялся, хотя веселье давно обрело форму ужаса. «Он всё ещё здесь, и это не сон. Это – реальность» – шептал подсознательный голос, пока я находился не в силах оторваться от смартфона, крепче сжимая его.
Содрогнувшись от навеянной мысли, я резко швырнул его в раскрытую пасть бардачка, не удосужившись даже нажать на кнопку выключения. Экран продолжал полыхать, озаряя белым светом внутренности тёмного пространства.