— Полундра! — не своим голосом завопил флагман. — Свистать всех наверх!!
Над островом взвыл ревун, в окнах клуба зажегся свет, из распахнутой двери вылетали «капитаны» в трусах и тельниках. Вспыхнул на фонаре клуба прожектор, нашарил уходящие от острова яхты. «Капитаны» прыгали в воду, плыли следом, кто-то греб на спасательных плотиках, кто-то поднимал паруса на оставшихся у пирса «Кадетах» и «Оптимистах».
Истошно взревел толкач, забурлил винтами на «полном назад», кренясь, пошел вбок, уворачиваясь от «Летучего голландца»…
Прожектор выхватил из темноты изо всех сил гребущего Борьку. Он бросил весла, встал в лодке, приставил руки рупором:
— Эге-гей! Спокойной ночи, лягушатники!
Когда Борька добрался до лагеря, стройотрядовцы уже устало тянулись с просеки к костру. Степан шел рядом с командиром, ожесточенно доказывал что-то.
— Нет, — скучно ответил командир. — Все получат поровну.
— Почему?!
— Потому что у нас стройотряд.
— Только не надо вот этой совдеповской демагогии! Надоело! Почему я за этих цуциков пахать должен, у кого руки не к тому месту! Вам забава, а я на жратву зарабатываю!
— Слушай, — командир вздохнул и остановился, — Ну, хочешь, мы с ребятами скинемся?
— Что? — тихо, угрожающе спросил Степан.
— Ну-у… я понимаю, что у тебя тяжелое материальное положение. Давай, мы с ребятами скинемся и тебе поможем?
— Я хочу получить то, что я заработал, — раздельно сказал Степан сквозь зубы. — А объедков с генеральского стола мне не надо!
Командир подошел вплотную к нему:
— Ох, не будь я командир…
— Ох, не будь ты командир… — в тон ему ответил Степан.
— Ладно, хватит, — Витя встал между ними. — Только этого не хватало для полного счастья!
— Что ж ты зациклился, Степан? — сказал Сан Саныч. — У меня двое короедов — я тоже забавляюсь? Или Ирка — с больной матерью?
— Я тебя официально предупреждаю, Смирнов, — сухо сказал командир. — Не на шабашку приехал…
Борька растерянно смотрел на них.
— Трудовой привет, — наконец неуверенно сказал он.
— Абориген! Кормилец вернулся! — Стройотрядовцы, стряхивая напряжение от неожиданного конфликта, радостно бросились к Борьке.
— Сигареты вот. Кому тетрадь, — Борька раздавал заказы.
— А письма есть?
— А то! — Он поднял над головой пачку писем, помахал. — Когда это я с пустыми руками был? «Красносельцеву Виктору!»
— Это я, я! — проталкивался вперед Витя.
— Куда? Куда? — Борька спрятал письмо за спину. — Думашь, за красивые глаза отдам? Пляши!
Витя под хохот ребят отбил, как умел, чечетку, отставил сапог и залихватски хлопнул по голенищу:
— Ап!..
Вечером он подошел к Борьке, который возился с застучавшим на обратном пути движком, присел на корточки.
— Спасибо за письмо. В отряде, как в армии, письма — вещь необходимая.
— А то! — сказал Борька на всякий случай. Сам он никогда в жизни писем не получал.
Витя помолчал, наблюдая за проворными Борькиными пальцами.
— Сколько их было? — вдруг спросил он.
Борька отвернулся, потрогал синяк, нехотя буркнул:
— Четверо.
— Да-а… Это серьезно. Ну-ка, встань, — Витя поднялся и выставил вперед ладонь. — Бей. Да не бойся, от души бей, как этих бы четверых!.. Ну, еще! Еще!
Борька, ожесточенно сопя, изо всех сил молотил кулаками в его широкую ладонь.
— От уха замахиваешься, — сказал Витя. — Запомни: побеждает не тот, кто сильней, а тот, кто быстрее. А теперь смотри внимательно. Бей меня в плечо…
Он небрежно, будто от комара отмахиваясь, отвел чуть в сторону бьющую руку, схватил за рукав и легонько дернул на себя, продолжая Борькино движение.
Борька растянулся на земле.
— Понял? Надо только чуть-чуть помочь ему самому упасть. На досуге займемся.
— Здорово! — Борька отряхивался, с восхищением глядя на невозмутимого Витю. — А ты где служил?
— На юге.
— На границе?
— Еще южнее.
— А-а… — не сразу догадался Борька.
— Ага, — Витя подмигнул ему и пошел к палаткам.
— А медаль у тебя есть? — крикнул Борька вдогонку.
— Есть.
— Какая?
— Золотая. За десять классов.
Борька проверял сеть, выпутывал из ячеи рыбу. Степан сзади курил, развалясь на сиденье с веслом на коленях.
— Чего ты со старшим сцепился?
— Да-а… — Степан плюнул в воду. — Устроили коммунистическую уравниловку. Я на бульдозере один на две бригады пашу, а эти цуцики гайку по-человечески закрутить не могут. За сто верст перлись — песни у костра петь… Им что, они в кооперативах, у мамы с папой под крылышком. А мне деньги нужны, деньги! У меня стипендия сорок, предки на пенсии… Ты знаешь, что такое — в Москве без денег? Ты не человек! Ноль! Тьфу! Пустое место! Каждый цуцик сквозь тебя смотрит… Скинутся они… Я вам скинусь!.. Знаешь, — вдруг тоскливо сказал Степан, — я когда в универ поступил — нормально поступил, без блата — я в последнюю ночь дома лежал, ворочался, заснуть не мог. Все, думаю, вырвался — сейчас приеду в Москву, и такая жизнь начнется! Такая жизнь! Удивительная! Как в сказке… А ничего не началось… Это издалека все сказкой кажется… — он замолчал.