– В лица ты их должен помнить…
Да. В лица я их помнил. Вернее, мог вспомнить в любой момент.
– Говорили мне, что видели их после. На юге где-то. В синем.
В синем…
– А кто это говорил?
– Да тоже синий один…
Было над чем задуматься. Синие – это официальная (можно сказать, оккупационная) администрация, полиция, тайная полиция и сборщики налогов; их ставят землюки и землюки же снимают, когда вдруг те им чем-то не возндравятся. Если братья с самого начала были с ними связаны… а с другой стороны, до войны многие из синих принимали участие в саботаже… Да и доверять сегодня показаниям какого-то не известного мне синего я бы не стал – по самым общим соображениям.
Дед же Лев Никитович оказывался в положении сложном: если парни живы, то он обязан так или иначе помянуть их в завещании, иначе документ легко опротестовывается, Артём признаётся узурпатором и несёт наказание, будучи, что называется, ни сном ни духом. С другой стороны, если старшие сыновья погибли-таки, то признание их наследниками – дело ещё более опасное, поскольку вызовет недовольство и праведный гнев прочих умерших, в завещание не попавших…
Дед опустил руку, поднял с пола тряпичный свёрток, протянул мне.
– Держи, – сказал он. – Считай это авансом…
Аванс был неплох. На семь лет урановых рудников с конфискацией. Плюс две коробки патронов. Итого лет десять…
– Спасибо, Лев Никитович, – сказал я. – В общем, что смогу – сделаю.
– А ничего другого… я и не хочу…
– Но быстро не выйдет.
Он слабо кашлянул и недовольно поморщился. Потом махнул рукой – иди, мол.
Тетрадь третья
31
Рано утром – солнце ещё не взошло – я посадил Собаку на общественной стоянке городка Три Столба, пристегнул её цепочкой к парковочному блоку, сунул в него медяк – и пошёл к шерифу.
Три Столба называются так по имени скал, возвышающихся над городком. Скалы эти – излюбленное место для парашютистов; они достаточно высокие, метров под двести, отвесные, и под ними есть свободное место, где можно безопасно приземлиться. Когда-то здесь была школа драконщиков, но потом учитель, Артур Ак-кам, исчез (и, скорее всего, погиб), а школа, естественно, самораспустилась.
Конечно, на пользу округе это не пошло…
Впрочем, городок не бедствовал, всё-таки близость Башни имела значение. Все города и посёлки, расположенные вокруг Башни, как-то скверненько богатели за счёт торговли – и той мизерной контрабанды, которая ещё просачивалась сквозь щели. В отличие от остальной планеты, где давно уже забили толстый железный болт на прародину и выстраивали жизнь вполне самостоятельную.
Что, надо сказать прямо, было не просто. Жизнь получалась скудная. Главную роль в скудости играла энергия – точнее, её отсутствие…
Нет нефти, практически нет приличного угля. Местами есть горючие сланцы, но они такого качества, что перед тем как сжечь, их нужно переработать. Древесина большинства местных деревьев не горит, а в лучшем случае тлеет – после того, как её просушишь. Да, во многих местах выращивают земные деревья и из них делают древесный уголь – но этого едва хватает на нужды химии и той минимальной металлургии, которая ещё осталась, и особых перспектив увеличить производство угля не предвидится – по крайней мере, в обозримом грядущем. Практически нет рек, вода впитывается в пористую породу, и если течёт, то под землёй. Да, дуют ветра, но даже если все удобные места утыкать ветряками, это даст нам процентов десять от потребного – при самом оптимистическом раскладе. Я считал, и у меня получалось гораздо меньше. Да, можно добывать торф. Торф горит прекрасно. Добывать торф опаснее, чем собирать пыльцу… однако же – приходится идти и на это.
Кажется, я перечислил всё.
Можно не напоминать, что разработка любых источников энергии, которые по технологии чуть-чуть сложнее ветряков или паровых котлов, нагреваемых с помощью вогнутых зеркал, нам строго запрещена? Можно? Спасибо.
Уран, например, у нас есть, и его немало – а толку? Нет, хорошо, конечно, что он есть, из урановых руд мы добываем гелий, без гелия нам никак… но сам уран мы перерабатывать и не можем, и не имеем права.
Так что живём мы на привозном «топливе» – ядернокаталитических элементах, тех самых стержнях, разлагающих простую воду на кислород и водород. Без них нам труба. Не протянем и месяца.
Земля же – а тем более все остальные планеты – живут на нашем концентрате… Без него – труба им. Не протянут и недели.
Получается баш на баш. По полной справедливости. По такой справедливости, что аж зубы крошатся…
Я вышел на центральную улицу и чуть не столкнулся с невысоким худощавым парнем лет двадцати, одетым как-то не по-здешнему. Одежда – в отличие от тату – мало что конкретного говорит о человеке, хотя какое-то впечатление оставляет. Но вообще-то я довольно точно именно по одежде определяю, откуда человек прибыл и кто он примерно по роду занятий. Так вот, про этого парня я ничего внятного сказать не мог, разве что понятно было: он точно не из Трёх Столбов и вообще не из Ньёрдбургской округи.
Лицо его было чистым, а на левом запястье синел знак незнакомого мне цеха.
– Простите, – он отступил на полшага и поклонился. – Я задумался и не смотрел по сторонам. Я не ожидал, что в такой ранний час…
– Всё в порядке, – сказал я. – Могу чем-то помочь?
– Я пытаюсь найти городской архив…
– Вряд ли они начинают работать так рано. Пойдёмте, мне почти туда же.
– Разве архив не работает постоянно?
– Здесь – нет. Этот городок если спит, то весь. Я думаю, архив откроется часа через полтора. Но там напротив есть бар – вот он уж точно не закрывается никогда.
– Вы тоже нездешний?
– Нездешний. Хотя бываю часто. А что, заметно?
– Ну, вы так сказали: «Этот городок». Про своё так не говорят.
– Да, точно… А вы, как я понимаю, откуда-то издалека?
– Весьма. Фэньхундао, если это вам что-то…
– Ну, ещё бы. Я там даже был когда-то. Город Десяти Тысяч Шаров, как сейчас помню. И что, всё так же десять тысяч?
– Если честно, их и в лучшие времена набиралось с трудом пять-шесть. А когда вы там были?
– Ещё до войны, – на всякий случай я соврал.
– Ого. Ну, тех-то шаров уж точно не осталось ни одного. Но есть новые, очень красивые…
Так, болтая о пустяках, мы дошли до мэрии; спутник мой слегка прихрамывал. Здесь, в Трёх Столбах, вся власть сосредоточена в одном здании, только входы разные: бургомистрат – с высокого крыльца в центре, шериф – в массивную дверь справа, суд – в дверь попроще, слева. Газеты занимают половину подвала, вход слева за углом. А если обойти дом справа, то там тоже будет спуск в подвал, так вот он и есть городской архив. А через площадь наискосок – знаменитый бар «Зелёный дракон», который ни разу не закрывался за последние семьдесят лет и даже во время войны функционировал исправно, обслуживая и нас, и синих, и серых, и землюков – едва ли не одновременно…
Я всё объяснил Люсьену – так звали парня, – а сам пошёл к телеграфу. Телеграф открывался раньше всех прочих государственных учреждений, но я с четверть часа ещё потоптался под дверью, пока не пришла заспанная и ворчливая Лола. От неё пахло маленьким ребёнком. Сначала я позвонил в школу, но там трубку не брали. Тогда я отправил две телеграммы: одну Тине, что долетел, и одну – директору, что вызван по срочному делу.
Этот пункт программы предлагаем считать выполненным.
О духи, если бы и с другими можно было покончить так просто и быстро…