Сели. Вкусно. Делла, ничего не спрашивая, брала со стоявшего между ними на земле блюда овощи, откусывая прямо от целого плода, а потом добралась и до второго шампура. Зачем спрашивать? Видно же, что на двоих. Есть у ребенка здоровые задатки.
– Опекунство я оформил, – буркнул Ярн, когда последний кусок был девочкой проглочен. – Правильно ешь, без объедков. Пошли нары для тебя делать.
Девчонка была заметно смущена. Она изрядно угваздалась еще и за обедом – все ведь на весу, ни стола тебе, ни вилок, – но ее не отправляли ни умываться, ни переодеваться. Да уж, дедуля у нее нестандартный, хотя Ольга Петровна не зря поглядывала на нее с сочувствием.
К склону горы был пристроен просторный навес, крытый разномастными и разноразмерными кусками линолеума. Здесь Ярн разыскал несколько досок. Отчеркнув нужную длину, выдал внученьке ножовку и велел отпилить. Пока она корячилась с незнакомым делом, приготовил бруски и гвозди. Со всеми этими материалами они направились в вагончик. В спальне Ярн прибил бруски к противоположным стенам и водрузил на них настил, тоже прихватив гвоздочками. Сверху положил лист поролона и кусок льняного полотна.
– Обшей матрас тканью. Постельное белье на полке, вот в этом бауле, а из чего сделать подушку – сама придумай. Ужин в восемь, нажарь котлет – фарш не заморожен – и макарон отвари, тех, что короткими трубочками на косой срез. Меня не тревожь пока, я вздремну часок, а потом в ростовую уйду до вечера.
Ужин оказался съедобным, хотя и небезупречным. Котлеты чуть сыроватые, но жуются. Макароны отварены сносно. Матрас обшит криво, лохмато, но крепенько. А еще девчонка отыскала закуток в тамбуре вагончика, где можно согреть воды и помыться. Ее отполосканные от тины и ряски тряпки болтались на растянутом между деревьями… чем? Тросик переносной антенны приспособила. Вместо подушки был пристроен завернутый в полотенце надувной индюшонок, приспущенный для мягкости. Ну что же, возможно, она тут и выживет. В том смысле, что он не пришибет ее в ответ на глупый вопрос. Не попросит она у него никогда ни совета, ни разрешения, а пойдет путем собственных ошибок, как и полагается в ее возрасте всем приличным детям.
– Дедушка! Ты абориген?
– Да.
– Но ведь на Прерии нет аборигенов.
– Почему? Так называют тех, кто родился здесь, а не явился откуда-то. А я родился в одном из изыскательских лагерей. Родителей не помню, они разбились на коптере. Я тоже был с ними, но даже ранений не получил. А потом жил при кухне и всем мешал. Детских домов тут тогда еще не было, отправить меня на Землю почему-то не получалось, а люди вокруг были разные. Так что вот так по геологическим да ботаническим партиям я и рос. Посуду мыл, в лагере прибирался. Подрос – начал на маршруты выходить. До старшего коллектора дослужился.
– А кто тебя читать научил?
– Все учили, кому не лень. И читать, и в минералах разбираться, и геологическую структуру по внешним признакам рельефа определять. Так уж вышло, что западные склоны хребта я облазил, наверное, на две трети. В нефтяные районы мы не ходили, но это на самом юге. Зато на север отсюда почти до самого моря пробрел. Спи, давай, егоза. Хотя, если хочешь, можешь почитать, только молча. Я старый уже и у меня режим.
– Ольга Петровна считает, что ты мужчина в самой поре.
– Яга вообще хорошо ко мне относится. Мы с детства знакомы, я ее и к горшку приучал, и присматривал, чтобы не уползала далеко. Мне ведь всякое поручали.
– Она тоже аборигенка? Как ты?
– Не как я, у нее родители до сих пор живы-здоровы, в Ново-Плесецке обитают. А вообще, нас, старожилов Прерии, несколько сотен, многие тут родились. Скажем, Юрик тоже абориген. Мы часто друг другу помогаем… Все, замолчали!
Ярн был недоволен собой.
«Ишь разговорился, старый пенек!»
– Дедушка, а ты сделаешь мне настоящий эльфийский лук?
– Нет.
– А как же тогда я научусь стрелять?
– Ружьем сначала пользоваться научись как следует, а я пока кулачковые зажимы под перекладиной приспособлю.
– Зачем зажимы?
– Чтобы ты могла прикрепить к ним верхнюю часть ушей и висеть, пока не станешь остроухой.
– Ой, дедушка, а разве от этого ушные раковины вытянутся?
– Точно не знаю, надо пробовать.
Делла долго молчала, напряженно размышляя. Наконец сказала:
– Это ты так пошутил. То есть злишься на меня и издеваешься. Почему?
– Из-за книжек про эльфятину-гоблинятину, которые ты одну за другой глотаешь.
Опять пауза. Такое впечатление, что в пространстве между двумя розовыми девичьими ушками пощелкивают костяшки счет. Внученька умела соображать, просто нужно ей подсказать, что пора этим заняться, а то она частенько забывала подумать, поддавшись желанию или внезапному порыву.