Появилась Валентина, тоже крича. Вдруг увидела нас.
— Ура! Валька-а! Ура-а-а! Приехали!
Валька еще разок швырнул что-то в кусты, оглянулся, сбоку вынырнул Валерка, все трое побежали к нам.
Выскочившие из кустов мальчишки-преследователи, почесав в затылках, степенно удалились, поняв, что им здесь нечего делать.
Мы не успевали отвечать на приветствия наших юных друзей.
— Валентина, а что у тебя на щеке? Подойди сюда! — позвал девочку Вениамин Тарасович.
Она приблизилась, смущенно одергивая платьице.
— Ранили ее, — объяснил Валька. — Мы в Чапаева играем.
— А если бы в глаз? — спросил Ким, тоже вглядываясь в ссадину на щеке Валентины.
— Так не в глаз же… — Девочка потерла щеку. — И не больно совсем. Пройдет.
— Ох, и попадет тебе, Валя, — сказал Валерка. — Тебе мамка сколько раз говорила, чтоб ты с мальчишками не дралась.
— Не попадет, — тихо произнесла Валентина. — Я же не нарочно. Мы по-честному играли… — Она вдруг оживилась: — Зато я как вмазала Шурке! Прямо в лоб картошка попала. А он разнюнился…
— А ты? — спросил я.
— Вот еще! — Валентина шмыгнула носом.
— Она никогда не плачет от боли! — гордо сказал Валька.
— И я! — выкрикнул Валерка. — Я тоже никогда не плачу. Ведь правда же, Валя?
— Правда, правда, — согласилась девочка.
— Никогда! — повторил Валерка. — Мамка не любит, когда я плачу. Вот…
Пять дней мы жили в палатке. Разбирали образцы, упаковывали их в ящики, приводили в порядок обмундирование, ремонтировали лодки. Много было забот и хлопот. И что бы мы делали без Валек?! В первый день они принесли ножовку, топор, гвозди. Проволока понадобилась — через час мы ходили по лагерю, запутываясь в ней. Ящиков не было — дали денег ребятишкам, они принесли их из магазина. Только домой они теперь уходили рано, часов в пять.
— Маме надо помогать, — говорил Валька. — Воды принести, дров нарубить. Вале — ужин готовить.
— Папка пить бросил, — сказал однажды серьезно Валерка. — А мамка болеет. У нее ноги болят. Правда, Валя?
— Правда, — по-взрослому вздохнула Валентина. — Пойдемте. До свидания. Мы завтра придем.
И так — каждый день.
Уже были куплены билеты на самолет, который отправлялся в полдень.
Сашка в стороне от ящиков и тюков сложил мешочки с оставшимися продуктами. Крупы, мука, сахар, горох, лапша.
— Ну! — крикнул. — Храбрецы есть?
— Есть! — вызвался я. — На какой подвиг идти?
Сашка поманил меня пальцем, глазами указывая на мешочки и кульки:
— Вот эти припасы отнести к Валькам.
— Только с тобой, — поставил я условие.
Мы втолкали продукты в большой мешок и, позвав Валек, которые играли поблизости, двинулись в поход. Валька каким-то образом узнал о содержимом мешка.
— Дядя Саша, — уговаривал он дорогой. — Ну не надо же! У нас все есть! Ну зачем?
— Надо, Валя, надо, — отвечал Сашка.
Ребятишки вбежали в дом. Мы слышали, как они кричали там наперебой:
— Мама! Мама! А к нам дядя Саша пришел! И дядя Вася!
Сашка — он нес инструменты — вошел первым, следом, оставив мешок в сенях, — я.
— Проходите сюда! — позвала нас Валентина в комнату.
Прошли. Женщина болезненного вида сидела на неприбранной кровати. Сашка поблагодарил ее за инструменты.
— Да господи, — отозвалась женщина. — Пожалуйста. У отца их хватает. Валентина, подай стулья людям, что же ты?! А я вот занедужила, за ребятишками некогда смотреть, хорошо, что с вами они, за ними глаз да глаз нужен. Они у вас — я спокойна. Все внутренности болят. Доктора говорят, что пройдет. Господи, надоело все…
— Ничего, поправитесь, — успокоил Сашка. — Вас Марьей Трофимовной зовут? Марья Трофимовна, а ребятишки у вас замечательные. Нам помогают. Мы сегодня улетаем. Вы, Марья Трофимовна, отпустите ребятишек нас проводить. Может, не прилетим больше в Оймчан.
— Пусть идут, — ответила женщина. — Я их держать не буду, они все дни сидят возле меня как на привязи. Господи… Валька, ты посмотри в шкафчике, может, от отца там что-нибудь осталось, я припрятывала в уголочке.
— Нет там ничего, — хмуро ответил Валька. — Я ее вылил.
— Как вылил?
— Да вот так. Вылил и все.
— Мы пошли, Марья Трофимовна, — сказал Сашка. — До свидания. Поправляйтесь, не болейте. А вы прибегайте, — повернулся к ребятам.
Я ничего не понимал. Почему он ничего не говорит о продуктах? И ребятишки смотрели на него и тоже молчали. По Сашка у двери хлопнул себя ладонью по лбу: