– Насколько мне известно, – говорил папа, – те бабы не предъявляют никаких претензий по поводу того, что носят в животе мертвого зародыша. Не бегут сломя голову к акушеру-гинекологу в Дом Матери. Не жалуются на судьбу. В определенный момент они перестают вообще что-либо делать. А вот с ними, наоборот, уже можно делать все что захочется. Лучше всего, конечно, – это удобрять ими почву.
Какой бы папа ни был историк, но язык не поворачивается назвать его культурным и воспитанным представителем эксклюзивного мужского рода.
Часть третья. Оковалок
***
Если вышло так, что все мужчины одним махом переселились на другую планету, могу себе только представить, с каким злорадством они бы предвкушали фиаско женщин. Ставших вдруг независимыми и беспомощными.
По логике событий – фиаско неминуемое.
Но, спрашивается, с каких это пор женщина стала существом логичным и последовательным?
Цивилизация не пришла в упадок. Женщины очень быстро сообразили, что отныне задаривать и покупать их некому. Вместо оружия, машин и техники мировое производство переориентировалось на совершенно другие потребности. Магазины битком набили всякой дрянью – косметикой, парфюмерией, шмотками и бижутерией. На поверку – Золотой век феминизма оказался возможен только после практически полного истребления мужчин. И слово «практически» здесь очень важно, потому что крайне показательно, чтобы один да остался.
Смотрел, обалдевал и просил пощады.
Под чутким руководством женщин и мнимым командованием деда город Киев стал закрытым. Сегодня в нем проживает около пяти миллионов населения, а ежедневные утраты рожениц восполняются с остальных городов планеты.
В радиусе пятисот километров от Киева нет ни одного завода, фабрики или дымящей трубы. Снабжается город извне, по электрическим магистралям, пронизывающим окрестности во всех направлениях. Огромный гипермаркет, в котором я чешу загривок – заброшен, полуразвален и находится на отшибе городской черты. Сколько горючего хватило, туда и доплелся.
Впрочем, об этом тоже позже.
Ну как, тушки, снова заинтригованы?
***
Еще до того, как усесться своим калорифером за письмо, я решил следующим образом: первая тетрадь – это описание причин, по которым мне наследственно предначертано поселиться в холодильнике и зажить беспечной отшельнической жизнью; а вторая – рассказ, почему я наконец-то сделал это. Рассказ о том, что стало последней каплей.
Третья – теперешний быт. Мое заслуженное заточение и наказание.
Ну, туши, смею надеяться, по ходу дела вы втемяшите. Хоть и слишком уж выпотрошено вы выглядите, не в упрек будь сказано.
***
К тому же, от вас не убудет, если я буду повторяться или забываться, перескакивая с темы на тему, как резвящийся горный козлик.
***
В непосредственной близости от «Пенисного кольца» находится Дом Матери. Главное акушерское, гинекологическое, неонаталогическое и фетологическое учреждение страны. Много умных слов, но, по сути, там занимаются женским здоровьем в связи с беременностью и родами.
Папа и тут едко пошутил, окрестив Дом «Патан-кабаком».
– Ничего не скажешь, зданьице масштабное, – насмешливо замечал папа. – Так и давит своей монументальностью. Все, что есть новейшего для сохранности бабьего передка – собрано здесь. Не удивлюсь, если штатом числится треть Киева.
К слову, Иена тоже там работала. Вылавливала моих прихвостней и сортировала по степени полноценности.
Еще когда дед был жив и заправлял «батончики нугой», стали ходить слухи, что в Доме изобрели некую сыворотку вечной молодости и красоты.
Папа долгое время пытался выудить информацию об этой сказочной сыворотки. Но так ничего и не узнал. Чему я ни капельки не удивлен, учитывая его методику расспросов и общение с женщинами в целом.
– Ладно, пес с ними, – заявил он однажды, махнув рукой в сторону Дома. – Все равно половина обрюхаченного состава до сих пор мрут, как мухи.
***
Папа часто любил повторять, что в мире нет абсолютных бездельников. Потому что само безделье – тоже немалый труд. Особенно, если находишься в постоянном окружении женщин. Пардон, баб.
– И тем более, – добавлял он, – если нет даже надежды, что, кроме баб, может появиться кто-нибудь еще. Мужчина, например.
Наше с папой относительное ничегонеделание использовалось на воспитание и болтовню. По известным причинам я не учился в школе, репетитором и наставником числился отец. Отчего я и ходил постоянно в синяках и ушибах. И нахватался всяких гадких словечек.