А когда я имел неосторожность обмолвиться о змее, гревшейся на ленте кассы, она наотрез отказалась от идеи читать где-либо, помимо плотно закрытой морозильной камеры.
***
– Ты постоянно уходишь, – заявила как-то обиженно, – оставляешь меня тут одну. А мне тут скучно и одиноко. Чем ты там занимаешься?
Следует признаться, туши, что неиссякаемый запас алкоголя сказывается на состоянии Иены. Она постоянно находится под шафэ. И предугадать ее настроение равняется ничтожно малой вероятности. То она плачет, то заливисто хохочет, то оскорбляет, то ласкается – и чередоваться эмоции могут в течении минут.
Каждый раз, приходя по ее вызову, а зовет она меня посредством долбежки молотком об стену, я с холодком на душе жду, кого увижу – добродушную сонную леди или кошмарную фурию.
В этот раз вид у нее был воинственный.
– Зачем звала? – раздраженный, что меня отвлекла, остановился у дверного косяка, сложил руки на груди и нетерпеливо уставился. – В туалет же ходили десять минут назад!
– Мне скучно! – в ответ прикрикнула. – Уже тошнит от чтения.
Демонстративно зашвырнула книгу в угол комнатки. Зашуршав листьями, как крыльями, она разверсто шлепнулась, задев пустую бутылку с-под рома.
– Я уже опухла спать постоянно. И тело ломит лежать. Хочу прогуляться!
Я оборудовал прогулочный фаэтон – и мы с трудом, по кочкам мусора и строительного хлама, но выехали к хвосту авиалайнера.
Было солнечно, безоблачно. Даже жарковато, если сравнивать с морозильной камерой.
Я постелил простынку на боковом крыле. Иена блаженно развалилась на ней, подставив лицо солнцу.
– Ши-кар-дос, – произнесла. – Хоть загорю немного. А то на моль похожа.
Я напряженно вслушивался. Хвост хоть и прятал нас от проезжей части, но шанс быть замеченными оставался всегда.
– Такое впечатление, что ты вот-вот в штаны наложишь от страха, – беспечно заявила. – Расслабься, тут нет никого.
– Не могу, – признался. – Мне все кажется, что они рядом. И вот-вот меня заграбастают.
– Прошло столько времени, что, я уверена, им уже наплевать на тебя. Кстати – сколько времени-то прошло?
– Почти месяц, где-то так.
– Офигеть, – удивилась Иена. На руку ей запрыгнул кузнечик. С отрешенным видом словила его, открутила голову и выбросила.
– Так что, чем ты целыми днями занимаешься, признавайся?
– Я пишу.
– Чудеса, – усмехнулась. – Кто бы мог подумать. Наш самец грамоте обучен. И что же ты пишешь?
Пришлось признаться, туши.
***
Иена пронялась моим жизнеописанием и чистосердечно призналась, что мешать не будет. На сколько это, разумеется, возможно при ее капризной женской натуре. Потому что на практике вышло совершенно наоборот.
После той вылазки, когда я дал слабину, она возымела привычку требовать выгуливать ее дальше и дольше. И, что еще хуже, заверила, что я могу заниматься своими делами, а она будет себе самостоятельно греться на солнышке, читать, пить, курить.
И теперь она ежедневно расспрашивала, на каком моменте я остановился. Меня это злило, как факт посягательства в мое личное пространство. Впрочем, не скрою, много полезных сведений я почерпнул именно с ее воспоминаний.
***
Теперь выход Иены в свет связан зачастую только с отправлением естественной нужды.
Я оборудовал для нее личную тележку – с подкладкой из одеял, мягкую и удобную. И вожу постоянно в туалет. Единственный уцелевший санузел находится в северном крыле, под лестницей на второй этаж, где я нашел чайник.
В подобные моменты Иена узнает, что творится во внешнем мире – какое время суток, погода, вспоминает, что такое солнце и стрекот насекомых.
***
Однажды, во время очередного туалетного путешествия, Иена философски поинтересовалась:
– И как тебе здесь?
– Не жизнь, а мечта.
– Шутить ты уже так и не научишься, – язвительно заметила. – Я тебя серьезно спрашиваю. Ты же оторван от общества, в полнейшей изоляции. Если б не я – и поговорить не с кем.
– Ну, у меня раки есть.
– Раки? Достойная компания. Не сдохли до сих пор?
– Я их кормлю, – осекся, надеясь, что не придется вдаваться в подробности. Быстро добавил: – А ты знаешь, что у мохнаторукого краба непосредственно перед спариванием самка линяет?
– Как-то не замечала…
– Ага. А линьке самки предшествует так называемое «положение рукопожатия». Самец и самка стоят друг перед другом, самец крепко держит в своих клешнях клешни самки. При этом оба партнера приподнимаются на своих грудных ногах.