– Зачем они это делают? – с недоверием произнесла Иена.
– А потому что у них такой брачный ритуал. Люди вот, например, разговаривают. Врут всякое, несут околесицу.
– О, это о тебе как раз.
– Так вот, «положение рукопожатия» может длиться довольно долго, у камчатского краба до недели. И затем заканчивается линькой самки.
– Когда я выберусь отсюда и сниму все это тряпье, то почувствую себя самкой камчатского краба.
– И еще, – вспоминал я, – по некоторым наблюдениям, самец помогает самке слинять, стаскивая с нее старый панцирь. Ну как бы раздевает дамочку.
– Ясно теперь, с кого ты взял за пример, как только приволок меня сюда.
***
Тем не менее, несмотря на ироничные замечания, Иене понравились мои познания животного мира. Каждый раз, выезжая на туалетное рандеву, я ей что-нибудь да рассказывал.
– Как там твои раки? – спросила вот на днях.
– Прекрасно. Копошатся в ванной. Кстати, у них довольно драчливый характер при выяснении отношений между собой. За самку, к примеру. Иногда это приводит к неожиданным результатам. И некоторые самцы раков, которые проиграли в битве с соперником, имеют все шансы остаться в живых только после того, как сыграют роль самки и займутся сексом с победителем.
– Опять ты за свое, – сердитым голосом запричитала.
– Это не я, а раки. Каждый второй речной рак, не захотевший сымитировать сексуальный акт с победителем, погибает. При этом все проигравшие раки, которые вступили в псевдосексуальный контакт с более сильным соперником, отдаваясь ему в качестве самки, остаются в живых, по крайней мере, в течение суток. Такая демонстрация мужской силы позволяет победителю успокоиться и закрепить свою победу.
– Тебе, я вижу, не дают покоя рачьи успехи.
– Сгораю от зависти.
– Ага, оно заметно, – вздохнула. – Ладно. Я, наверно, никогда в жизни к вам в гости не попаду.
***
Пророческий дар обошел Иену стороной, факт известный.
С моей помощью, разумеется, Иена все же зашла к нам в гости. Ну, как зашла – я привез ее на местном кабриолете, остервенело минуя каждую песчинку, способную ранить ее чувствительный зад.
– Тут прохладней, – с ноткой неодобрения заявила.
– Ради туш. Чтоб не воняли сильно.
– Огорчу, это не помогло, – скривилась. – А вынести их сушиться к самолету, не?
– Ни в коем случае. Они составляют мне компанию.
– Компанию?
– Они – моя читательская аудитория.
Иена понимающе закивала.
– Совсем беда с твоей головой.
– А еще я боксирую на них.
– Это еще зачем?
– Держу себя в форме.
– Самцовые замашки, – угрюмо подметила. – Для кого, позволь узнать? Для волков?
– Для себя. Не хочу выглядеть, как мешок с костями.
– Потому выглядишь, как жилистый мешок с костями. Лучше тебе не боксировать, а жрать их.
Взглянула на разделочный стол, где в беспорядке лежали тетради и черновые заметки. Я как раз работал над периодом Минетного Банзая.
– А тут ты, собственно, творишь?
– Ага, в поте лица. Летопись дней суровых.
– Записки членистомеждуногого, – философски заметила.
Оглянулась по сторонам. Попросила подвезти к аквариуму с мутно-зеленоватой водой.
– А тут питомцы твои?
– Они самые.
– Живые хоть?
– Живее нас с тобой.
– А они кто тебе? – любопытствовала Иена. – Критики?
– Почти. Редактора.
– Слушай, да их же полно здесь! – воскликнула. – Я думала, два-три несчастных. Надо сварить немедленно.
– Как, по-твоему, мы это сделаем?
– Не знаю, – проворчала. – Ты же у нас мужчина. Ты и придумай.
***
На улице варить Иена отказалась – змеи так и поджидали ее за каждой травинкой.
Я нашел место на втором этаже. В кабинете отсутствовала часть стены, ведущая в степь, и не было изрядного куска потолка. По углам ютились покосившиеся, сгнившие шкафы с разбитыми стеклами, внутри которых стояли папки с бумагами, больше похожие отсыревшую кашу из желудка.
Я приволок в кабинет охапку дров, стопку тетрадей, распал, зажигалку. Выстроил из кирпича две стенки, между костром, на которые поставил широкие ушки кастрюли. Затащил Иену на руках, затем соорудил ей из одеял подобие трона, спинку которого составлял разваленный стол.
– Организатор с тебя так себе, – с типичной капризностью осмотрелась вокруг Иена.
– Зато какой прекрасный вид.
Она надменно подняла бровь, демонстрируя, что не разделяет моего мнения. Я подошел ближе к обрыву.
Подо мной открывались просторные степные заросли. Ближнюю сотню метров в прошлом обозначала автомобильная стоянка – темный и едва просвечивающий, будто подшерсток, асфальт растрескался и дал прорасти травам и кустам. Местами, похожие на скелеты доисторических животных, выглядывали ржавые металлические остовы машин. Вдаль тянулись волнистым полем дикие заросли. Белесоватые, мелькающие кляксы бабочек. Четкой линией пересекала горизонт небесная гладь – чистая, синяя, как замершее море.