Выбрать главу

– Возможно. Не могу знать.

– Заплачь еще, – язвительно фыркнула. – Ладно. Вот представь на минутку, если б случилось наоборот. Все женщины, кроме одной, вымерли. А мужики остались целые и невредимые. Как тебе мирок, а? Во что, по-твоему, превратилась бы эта одна несчастная?

– В безбрежное море любви.

– Я бы сказала – океан.

Мы замолчали. Каждый из нас представил эту картину альтернативной истории. По крайней мере, я очень красочно представил.

– Что это тикает? – спросила тревожно Иена.

– Часы, – сказал. – Мамин подарок.

– Да? – удивилась. – Ты виделся с матерью?

– Виделся.

– Ты просто обязан мне рассказать.

И я, скрепя сердце, рассказал.

***

В тот вечер, морозный мартовский вечер, мы с мамой не ругались, не дрались, не выясняли отношения. Подобно гиеновидным собакам, мы закапывались в землю. Это была единственная доступная нам реакция.

Мама долго молчала. Чувствовала мое напряжение, как я чувствовал ее. Видимо, ей самой было неудобно.

– У тебя ведь день рождения сегодня! – утерев слезы, воскликнула с напускным весельем. – Я подарок тебе принесла.

Я вздрогнул. Подарков только не хватало. То, что передо мной сидела мама – было более чем достаточно.

Она достала из кармана небольшой продолговатый сверток. Вытянула руку. Секунда-другая. Она так и сидела с вытянутым подарком, а я не знал, как поступить. Вся ситуация была такой дикой и нелепой, что моим порывом было лишь заорать и спрятаться в шкаф.

Ее рука чуть дрожала. Дрожал и сверток, с яркими голубыми лентами. Так празднично и щепетильно выглядел. Я нерешительно подошел. Мама все не теряла надежды, что я возьму. Ее подарок. Подарок самки, из которой я вышмыгнул восемнадцать лет назад. И выжил. И ее не убил.

Чудо чудесное.

Может, туши, она меня так благодарила? Может, давала понять, как много для нее значило то, что я не стал ее поясом шахида?

И нужно было просто немножко времени, чтобы осознать это.

Я взял.

Что мне было делать, туши, – с ноги сбить его? Или плюнуть?

Взглянул на Чака. Он бесился на жердочке, вытанцовывая свое негодование.

***

Я тут же раскрыл сверток. Развязал голубую шнуровку, разорвал шелестящую упаковочную бумагу. Внутри был черный бархатный футляр. Открыл. Там лежали часы.

– Нравятся? – с волнением в голосе спросила мама.

Я неопределенно кивнул. Часы с кожаным ремешком. Черный циферблат. Белые строгие стрелки часов и минут, секундная красная. Ни цифр, ни насечек.

Солидные часы солидному мужчине.

– Долго выбирала, – улыбнулась, – замучилась просто. Ты бы знал, сколько я их пересмотрела. Эти самые лучшие.

Но я не знал. Абсолютно ничего. Видел, каких образин она пропускала в город, видел, как она наблюдала за вынесением мне приговора пять лет назад.

Вот все, что я знал.

Она существовала. Где-то на периферии моей жизни, в чертогах закрытого Киева, в среде миллионного женского общества. Дышала, ела, пила, спала. Это я знал. Видимо, она посчитала, что этой информацией я буду сыт по горло. Что иначе я просто захлебнусь, и мне станет противно от того, что я слишком много знаю о собственной матери.

Самка, что успешно родила меня, и не истекла при этом кровью. Мой предел осведомленности.

Но вот теперь я узнал о том, как мучительно она выбирала мне часы. Подарок лежал в коробке и безудержно напоминал, что сейчас я провожу время с мамой. Секунду за секундой.

– Честно, нравятся?

– Да, крутые, – промычал. – Спасибо.

– Ура-ура, – ребячливо похлопала в ладоши. – Я так рада!

– Я тоже.

– Носи на здоровье.

Я машинально последовал указанию. Поставил футляр на стол, достал часы и принялся застегивать ремешок. Крючок никак не желал въехать в отверстие. Мама заметила это. Встала, подошла помочь. Я дернул рукой в сторону, но затем собрался и заставил себя замереть. И дать маме помочь мне.

– Встряхни рукой. Ремешок не жмет?

– Вроде нет.

– Вот, – довольно заявила. – Сидят, как влитые. Они прям созданы для тебя.

Почувствовал, как краска залила мне лицо. Я быстро отвернулся.

***

Повисла нелепая пауза.

– Какая я дура, – сказала мама и грустно вздохнула. – Извини, что пришла. Взяла и ворвалась в твою жизнь.

– Ничего страшного, – невпопад заскрежетал.

– Нет, дура набитая. Это неправильно. Но тебе сегодня восемнадцать лет исполнилось, – с нотками мольбы в голосе сказала мама. – Дата знаменательная. Раньше этот возраст считался наступлением совершеннолетия. То есть, отныне ты стал взрослым и самостоятельным.