Она улыбнулась. Ей хотелось меня обнять, или мне это показалось. Я быстро отвернулся и отошел к подоконнику —закрыть окно, потому что мне якобы стало холодно. Для пущей убедительности поежился.
Хотелось уточнить – от чего именно я стал самостоятельным? Что теперь мне разрешалось делать? И как этот серьезный рубеж скажется на моей жизни?
Слова по-прежнему вязко терялись в пустотах сухого горла. Сказать что-то следовало, хоть какую-нибудь мелочь. Но вместо этого я робко мялся у окна.
– Все же не следовало приходить, – вдруг отозвалась позади мама. – Глупость совершила. Я лучше пойду.
Зашуршало. Недостаточно медленно или же слишком быстро. Так или иначе, но мама хотела, чтобы я что-то ответил. Остановил, может. Или хотя бы попрощался.
Или мне хотелось так думать.
Мама ушла. Я это понял по скрипнувшей двери. И по тому, что Чак прекратил белениться. Встряхнулся и затих. Наше с ним спокойствие было восстановлено.
Или мне хотелось так думать.
***
А несколько недель спустя я узнал, что с мамой произошел несчастный случай.
Она отдыхала в ванной. Наглотавшись таблеток, захотела развлечься – и взяла с полки заряжающийся через сеть фаллоимитатор. Он был старый, бывалый, с ободранной проводкой. Одни говорили, что где-то отошел контакт, коротнуло. А другие заверяли, что она банально заснула и утопилась.
И в том и в другом случае – веселого мало. Мама превратилась в статичное удобрение для почвы.
Кто бы мог представить, что это произошло полгода назад.
Часть двадцать седьмая. Требуха
***
Вот и все. Цикл завершен. Мы подошли к логическому завершению. Кто бы сомневался.
Уроборос, приноровившись и смачно лязгнув зубами, в последний раз впился в собственный хвост.
Моя морозильная камера – это вагон метро, где отца распотрошили на куски. Это гостиная особняка, где дед лишился половины головы. Это палата клиники, где скончался беспробудно оргазмирующий прадед.
Я хочу, чтобы нас нашли. Я готов выйти на дорогу и остановить первую встречную машину.
Хочу, чтобы Иену забрали. Ее ведь спасут. Я знаю, точно знаю. Спасут.
Но помогут ли?
***
Это случилось три дня назад. Утром она заставила меня помыться. Сказала, что от меня пахнет, как от деревенского козла. Комплимент сомнительный, но терпимый. Я хотел заметить, что являюсь городским, но вместо этого парировал, что и она не благоухает лавандой.
– Что ж, – сказала, – тогда и мне нужно помыться.
Банный день обошелся мне в большую проеденную плешь. То я не так воду кипячу в чайнике, то не так ставлю нагреваться на солнце. То я вообще дурак, и ей противен.
Наконец, тазик размером с кашалота был заполнен водой с комфортной для нее температурой. Пока она мылась, я сидел у крыла самолета и поглядывал по сторонам. Охранял от ползучих гадов. Пришлось пару раз даже шикнуть – слишком уж громко она плескалась.
Потом подозвала принести полотенце. Отворачиваясь, я уложил ее в тележку.
– Теперь мойся сам, – приказала.
И терпеливо ждала, пока я снимал с себя заскорузлую грязь. После меня вода приобрела болотный оттенок.
***
После мытья Иена успокоилась и не трогала меня. Давала возможность писать. Только дважды в туалет возил.
Началось все вечером.
Добротный грохот в стену. Захожу. Пьяненькая. Настроение мирное.
– Писять хочу, – жалуется игриво. Перекладываю на тележку, набитую подушками. Везу по назначению. Просит поставить на ноги. Придерживаю, она почти что ходит.
– Выйди за дверь, – приказывает. Послушно выхожу.
Затем, спустя пару минут, зовет обратно.
Уже дома, когда опускаю ее на пол, внезапным цепким захватом обвивает шею и повисает, как разбитый параличом угорь.
– Нога почти не болит, – с довольной ухмылкой говорит. Совсем близко, я чувствую алкогольный душок.
– Прекрасно. А теперь ложись.
– Нет уж. Давай потанцуем, – кокетливо заявляет. – Хочу танцевать.
– Очень польщен, но потанцуем в следующий раз.
– А я хочу сейчас! – капризно повышает голос. И давит за шею сильнее.
– Ладно. Только не долго.
Прижимаю ее талию, медленно вихляем бедрами. В тишине, среди мусора и блеска пустых бутылок это выглядит предельно романтично.
– Ох и бревнище ты, – говорит обижено. – Наступил на ногу, теперь она снова болеть начала.
Я пытаюсь уложить ее на импровизированную постель. Наконец-то выходит.