Она уверена, что мне здесь не пережить зиму. Если пища не угробит пищеварение, то повсеместные холода сделают свое дело наверняка.
Иена верит, что меня простят. Не могут не простить. Протокол «Шланг» так несовершенен и жесток, что, пока лесбиянки не обладают подавляющим большинством в Женском Совете, его не решатся задействовать.
***
Писать больше нечего. Да и не хочется.
Иена говорит, что не создано еще такого места, где можно скрыться от наследственности. И я понимаю ее отлично.
Что она всего лишь следует по стопам сестер, и ничего страшного в этом нет. Каждая из них по возрастной цепочке оставляли следующей черный браслет, чтобы обладательница пожила всласть. И потому Иена ни на что не жалуется.
Она просит, чтобы ее браслет я передал Рупии. Вера в живучесть сестры не покидает Иену. Видимо, у женщин заложена эта функция – в критической ситуации не сдаваться и не распускать сопли.
С плодом же она требует поступить точно так же, как в свое время поступила с плодом старшей сестры.
– Ведь они используют моего сына. Используют в нем абсолютно все, кроме визга.
***
Теперь мы сутки напролет лежим в обнимку. Я рассказываю ей о животных. О том, что при спаривании самка таракана залезает на спину самцу, который при этом демонстративно распластывается и расправляет крылья.
О том, что самцу красноухих черепах приходится запугивать самку, чтобы заставить ее уступить. Он может ударяться об нее панцирем или, заходя спереди, кусать ее за передние лапы. Это приводит к тому, что самка втягивает передние лапы и голову, а хвост и задние лапы начинают выпирать из-под панциря, что только на руку коварному самцу.
О том, что член у жучков-зерновок покрыт острыми шипами. И вводимый в самку, орган раскурочивает ее внутренности, отбивая всякое желание сходить налево. Да и жить ей после это остается недолго, лишь бы родить успела.
О том, что лучший среди самцов бегемотов определяется по количеству разлетевшихся в разные стороны испражнений. Самка стоит на месте, а самцы, оказавшись на близком расстоянии, окатывают ее душем из собственного кала, еще и разбрасывая его хвостами-пропеллерами. И все для того, чтобы она определила самого здорового и достойного.
Иена слушает. Иногда удивляется, иногда смеется. Я отвлекаю ее, как могу. Но я чувствую, как сжалось в болезненный комок ее тело. Как она погружается в себя все глубже, все бесповоротней. И сделать с этим ничего не могу.
Иногда посматриваю на часы. И отмечаю, что время идет. Несмотря ни на что, время рутинно продолжает идти. А мы разговариваем. Лежим и ведем праздные беседы. И часы ненавязчиво показывают, что жизнь все еще длится.
Спасибо маме, это действительно нужный подарок.
***
И как-то случайно, нехотя, словно вырвалось в задумчивости, я обмолвился фразой. Услышанная еще в детстве, фраза эта крепко въелась в мозг, подобно личинке. И не дает мне покоя. Особенно сейчас.
Я сказал ее тихо, сам себе, наверно. Просто желая ощутить, как она звучит. Как разрушает тишину. Я думал, что Иена спит, но, оказалось, она услышала.
Вот что я тихо промолвил:
– Аборт – это лучшее, что может случиться с человеком.
И знаете что, туши? Иена со мной согласилась.
Согласилась. Со мной.
Разве это не чудо.