Бесстрашный Иван Федорович, прервав сон и ход мыслей о бюро крайкома, выхватил из тумбочки положенный ему по рангу пистолет, мужественно выскочил на лестничную клетку, ворвался в незапертую дверь пункта охраны и онемел: перед ним открылась страшная картина откровенной и бесстыдной порнографии. Сержант Иван Рябчун и лейтенант Вера Ступак, в нарушение устава даже не сняв милицейскую форму, занимались самым разнузданным сексом. А крик раненой тигрицы еще продолжала издавать содрогающаяся в конвульсиях экстаза дебелая казачка–лейтенантша.
Поморщившись от отвращения при виде подобной, картины, Иван Федорович со злостью захлопнул дверь поста милиции, прошел в свою квартиру и тут же по прямому телефону («вертушке») поднял с кровати начальника краевой милиции генерала Казина и после пятнадцатиминутного нагоняя дал ему два срочных партийных поручения:
1. С завтрашнего дня круглосуточный пост охраны перенести вниз, при входе в подъезд («Если милиция не умеет себя вести в нормальных бытовых условиях, то пусть теперь мерзнет на улице!»).
2. Немедленно уволить из органов сержанта Рябчуна и лейтенанта Ступак. («Это что же будет с нашим правопорядком, если милиция во время дежурства будет вся заниматься сексом, да еще и не снимая формы? Да и вообще, что это за порядок, когда какой‑то сержант насилует старшего по званию? Это нас может далеко завести! Так сержант ведь может добраться и до майора, полковника и, страшно даже подумать, вдруг до самого Министра!)
5. Большевистская скромность Ивана Федоровича, или Первое счастье Серафимы Арнольдовны.
На следующее утро товарищ Медъяков срочно вызвал в крайком первого секретаря Зеленодарского горкома КПСС товарища Волконогова и дал ему очень срочное партийное поручение (партийные поручения были всегда очень срочными) со специальным условием: «Чтобы никто не знал».
Товарищ Волконогов, приехав к себе в горком, тут же также срочно вызвал заведующего жилищным управлением Зеленодарского горисполкома Богдана Николаевича Иванова и тоже дал ему очень, очень срочное партийное поручение и тоже со специальным секретным условием, чтобы никто, никто, никто не знал под страхом исключения из партии и соответственно «выгона» с работы.
Богдан Николаевич тут же поехал к управляющему городским ремонтно-строительным трестом Антону Викторовичу Примакову, и они в течение суток скомплектовали бригаду из 10 самых, самых проверенных, работавших, как правило, на ремонтах квартир крупного начальства штукатуров–отделочников и, обещав каждому по служебной квартире, сообщили спецзадание крайкома и горкома, предупредив, чтобы об этом никто, никто, даже любимые жены или мужья не знали, и чтобы они не проговорились, если их будут пытать, как фашисты партизан. Иначе служебных квартир не будет.
После этого Богдан Николаевич Иванов, показав дежурившему в подъезде дома, где жил товарищ Медъяков, милиционеру свое служебное удостоверение, запустил бригаду штукатуров–отделочников в бывший пункт охраны. Той же ночью бригаде привезли необходимые инструменты, материалы, раскладушки, объяснили на месте задание и замкнули квартиру на ключ, который хранился лично у Богдана Николаевича.
Каждую ночь часа в 2 — 3 на грузовом мотороллере Богдан Николаевич лично привозил бригаде контейнеры с суточным рационом горячей пищи (из ресторана) и необходимый объем спиртных напитков (из магазина), а также лично на том же мотороллере увозил накопленный за сутки строительный мусор.
Через 10 дней и ночей бригаду вместе с раскладушками, пустыми контейнерами из‑под горячей пищи и пустыми бутылками из‑под спиртных напитков тайно ночью развезли по местам проживания. Партийное поручение крайкома и горкома КПСС было выполнено в срок: на секретном объекте были ликвидированы ванна, туалет, коридор, кухня, заделана наглухо наружная дверь, и из бывшей однокомнатной квартиры, или поста милиции, оскверненного непристойным для органов поведением бывших сержанта Рябчуна и лейтенанта Ступак, получились две отдельные прекрасные комнаты.
И вот тут товарищ Медъяков проявил самые лучшие черты истинного ленинца. С большевистской скромностью и аскетической непритязательностью он принципиально не стал присоединять к своей трехкомнатной квартире обе новые комнаты, а взял только одну, в результате получилась четырехкомнатная квартира на трех человек, что ни на сантиметр не превышало международную архитектурную норму — на каждого члена семьи по комнате плюс еще одна общая комната. Поэтому вторая комната была Богданом Николаевичем великодушно предложена Серафиме Арнольдовне, так как больше никто на этой лестничной клетке не проживал. Серафима Арнольдовна также с большевистской скромностью сначала отказывалась от комнаты, считая, что она обеспечена жильём, но после того, как ее внуки, их жены вместе с начальником жилуправления доказали ей, что Центральный Комитет партии и государство в целом из‑за этого не пострадают и что с присоединением третьей комнаты жилая площадь на одного живущего составит 3 метра, что вполовину меньше нормы, наконец согласилась. Вот таким образом счастье посетило семью Камергерских в первый раз.