Началась длинная переписка Фортификационной конторы с духовенством, и наконец дело вытребовали в Синод.
Белокурой девочке шел уже седьмой год. Мать же, виновница ее скандального появления на свет, неверная жена, признавшаяся в попытке отравления мужа, выставляет себя невинной жертвой своего супруга. Она обвиняет его в том, что он жестоко избивал ее уже в марте 1732 года, чтобы заставить сознаться в преступлениях, которых она вовсе не совершала…
По словам С. И. Опатовича, Ганнибал «приставил к ней крепкий, надежный караул и неоднократно брал ее к себе, в свои покои. Там в стены, повыше роста человеческого, ввернуты были кольца. Туда вкладывались руки несчастной, и ее тело повисало в воздухе. В комнате заранее приготовлены были розги, батоги, плети, и муж «бил и мучил несчастную смертельными побоями необычному принуждая ее, чтобы она при суде на допросах показала, будто «с кондуктором Шишковым хотела его, Ганнибала, отравить и с ним, Шишковым, блуд чинила». При этом в случае, если она покажет не по его желанию, «грозил ее, Евдокию, убить».
Однако обвинение это весьма сомнительно. С. И. Опатович, к сожалению, не опубликовал самих документов бракоразводного процесса, но лишь пересказал их. Как пишет другой русский историк М. Вегнер, «судебные дела вообще и бракоразводные в особенности — очень рискованный источник. В них обычно слишком много преувеличений, извращений и, наконец, просто выдумки и лжи. Поэтому использование подобных дел в целях исторических и биографических требует величайшей осторожности. Мы не знаем, насколько Опатович проявил ее… К сожалению, Опатович не сообщил, откуда идет сообщение о подобных истязаниях — от одной ли жены или подтверждено другими свидетелями. При таких условиях нельзя установить, насколько оно соответствует действительности»{108}.
Опатович также отрицает в своей статье факт появления незаконнорожденной девочки. В материалах дела она не упоминается, а значит, считает он, ее не было вовсе. Вслед за ним в русской литературе укоренилось мнение, что незаконный ребенок — не более чем миф, позднейший вымысел. Пытки же и истязания, в которых Евдокия обвиняет мужа, Опатович считает проявлениями так называемого «африканского темперамента» арапа[44]. Но история всей жизни Абрама доказывает, что это был человек великодушный, благородный, открытый для дружбы.
В браке с Христиной-Региной он нашел свое счастье. И не важна ему разница в вероисповедании. Жена его — протестантка, но он не неволит ее переходить в православие. Абрам признает за женой право веровать и исполнять обряды так, как она привыкла с детства. В 1737 году чета Ганнибалов во второй раз празднует рождение ребенка. Христина Ганнибал разрешилась девочкой, которую назвали Елизаветой в честь Елизаветы Петровны, дочери Петра, с которой Ганнибал сохранял действительно родственные, братские отношения.
Итак, на мызе Карьякула жизнь течет в мирных заботах: дети, урожаи, крестьяне…
В «ландролле» за 1739 год видим, что мыза Карьякула была одним из самых маленьких хозяйств в Эстляндии{109}. Однако Ганнибалу грех жаловаться: «своя и крестьянская пашни, выгон, сенокос, земля, поросшая кустарниками, небольшой лесок — все это составляло около 150 гектаров. 9 семей — бурмистр, пастух, хлебопашцы. Каждой семье полагалось отработать на барина 11 человеко-дней в неделю, а летом — на семь дней больше. А кроме того, каждая семья доставляла владельцу мызы в качестве оброка ежегодно две овцы, четыре курицы и 20 яиц»{110}.
В семье Ганнибалов теперь пять человек — супруги и трое детей: Иван четырех лет, Елизавета двух лет и Авдотья, дочь от первого брака, восьми лет.
В том же году в Сенат поступила челобитная от «отставного майора Аврама Петрова сына Ганибала, который служил при дворе лейб-гвардии в Преображенском полку, что определено ему жалованья в год толко по 100 рублей и оным ему с женою и детьми прожить невозможно, и просит он о прибавке жалованья и из ревелских дворцовых мыз семей сколько соизволено будет». По челобитной велено навести справку в Военной коллегии «чего ради отставлен и пропитания дано такое ль, как по регламенту положено». По слушании дела 18 марта 1740 года в челобитной было отказано{111}.
Но непохоже, чтобы этот отказ сильно огорчил счастливого отца. «Эти восемь лет, — пишет Марк Сергеев, — были, может быть, самыми счастливыми годами Абрама Петровича изо всех, прожитых им после кончины его высокого патрона».
44
Исследователи XIX века, например Анучин и Анненков, были, к сожалению, детьми своего века, в котором расовые предрассудки являлись вещью обычной и распространенной даже среди людей образованных. Поэтому они приняли за чистую монету обвинения Евдокии, приведенные в статье Опатовича (а их ведь надо еще доказать), и писали, что подобная жестокость — это «природа» африканцев! Имен но они повинны в том, что в русской литературе сложились негативные клише в отношении африканцев. Они представляли Ганнибала злобным и жестоким существом… Если даже, взбешенный предательством жены, которая к тому же хотела его отравить, он и повел себя по отношению к ней жестоко, то все равно было бы смешно приписывать это его «природной» жестокости. Вот как отвечает на эти обвинения Анна Сергеевна Ганнибал, дальний потомок Абрама Петровича: «Авторы, писавшие о Ганнибалах, приписывают обыкновенно характеризующую их будто бы жестокость африканскому их происхождению. Едва ли это справедливо: читая хроники чисто русских семей, записки и воспоминания о крепостном праве — и не только первой половины XVIII, но даже и XIX столетия, — мы можем убедиться, что жестокость была свойственна нравам того времени, а не была исключительным достоянием африканцев. Абрам Петрович, не смотря на свое происхождение, был чисто русским человеком; воспитанный Великим Петром, проведя в его близости столько лет, Ганнибал не мог быть иным: не существуй в России обычай жестоко расправляться с виновными членами семьи, подчиненными и крепостными, вероятно, что и Ганнибалы не проявили бы в этих случаях приписываемой им жестокости». Вегнер добавляет: «История Евдокии Андреевны вызывает в нас самые скорбные чувства. Принудительная вы дача замуж за нелюбимого человека погубила всю ее жизнь. Но все-таки нельзя относить на счет африканской породы то, что исходит совсем из иных причин».