Среди прочего Ганнибал пишет: «Ныне известился я, что некоторые персоны, а ревелскому господину губернатору генералу и кавалеру Левендалю факторы разглашают про меня, к чему во обществе и здешние городские обыватели с ним находятся, якобы я оных обывателей принуждаю без указу о исправлении городовых при здешней крепости работ. А понеже им от меня никакого принуждения нет и невозможно мне, а исполняю по силе Ее Императорского Величества присланных в ревельскую гарнизонную канцелярию указов и по моей верной присяжной должности яко сын Отечеству. И какой сам указ я получу, к ним толко собщаю. И впредь до последней капли крови моея, что к интересу Ея Императорскаго Величества принадлежит и указы повелевают, исполнять поревнуюсь».
И действительно, Ганнибал получил шесть указов: от 22 января, 23 февраля, 18 и 29 июня, 6 и 22 июля 1742 года, которые повелевают «здешнюю ревелскую крепость и артилерию совсем исправить и в безопасную от неприятеля оборону привести…»{139} И работы проводятся, несмотря на то, что горожане не хотят работать в крепости, а город отказывается давать деньги на эти работы.
Отсутствие барона Левендаля позволяет Петрову крестнику развернуться в полную силу. Он показывает себя ярым защитником интересов Российской империи и императрицы, верным и бдительным стражем российских рубежей.
Ганнибал прекрасно отдает себе отчет в том, что сопротивление знатных горожан — это не только нежелание расставаться с дармовой рабочей силой и деньгами. Причина глубже: в нежелании бюргерства признавать над собой российскую власть, особенно в той форме, в какой она доходила до них через генерал-майора и обер-коменданта. Здесь всегда преобладали прошведские настроения, так что местная знать вовсе не стремилась помогать укреплению российской крепости. Вот мнение Георга Лееца: «Обстановка, в которой Ганнибалу пришлось работать в те годы, была сложная… Высшие административные посты на местах занимали лица иностранного происхождения, в армии на командных должностях было много прибалтийских немцев. Все они заботились главным образом о своей служебной карьере и имущественных интересах. Прежний губернатор Эстляндии, граф Г. Дуглас, швед по национальности, был в 1740 году предан суду за изменническую переписку со Швецией. Его заменил датский барон фон Левендаль…»
В одном из писем Ивану Черкасову, датированном июнем 1742 года, то есть в самый разгар войны, Абрам рассказывает, что местная знать под разными предлогами отказывается давать деньги на работы в крепости: «по присланному из фортификационной конторы указу, в котором объявлен Правительствующего Сената Указ, чтоб ревелскому магистрату в Ревеле го-родовую работу исправлять из собираемых по привилегиям порторных доходов по прежнему…[59] оной магистрат отговариваетца тем, что того им исправлять за городскою бедностию и немощию невозможно; к тому ж де в заготовлении инструментов и протчаго у них не имеется… а понеже как город Ревель взят под Высочайшую Его Императорского Величества блаженой и вечно достойный памяти Государя Императора Петра Великаго державу, чему 32 года, и как уповательно хотя Его Императорское Величество из своего отеческого милосердия здешний город от строения уволить соизволил и срок тогда был дан на некоторое время, но токмо для их тогдашнего разорения; а они после того завсегда о том… сроки переспрашивали и им такие неоднократные сроки даваны были… срок минует сего 1742 июня 23 дня… что видя и нынеж тако ж они проискивают… дабы их от того уволить — отправлены депутаты со всеподданнейшим прошением…»{140}
И позже, 29 июля: «…а при швецком владении то они все не толико фортецию но и артилерию исправляли и содержали… теми собираемыми денгами себе ползу сыскивают и куда им надобно употребляют, а в прошениях своих объявляют, якобы они разорены от прежней войны, и ныне не в состоянии; а им в 32 года разорения не бывало, и теми собираемыми денгами по их привилегиям как город с Ея артилериею, так и крепостные работы содержать возможно»{141}.
Интриги, видимо, возобновились, так как в том же письме от 29 июля Ганнибал просит Черкасова, чтобы он постарался «ежели где случай допустит об оном представить кому следует…», но «до времени сие мое приношение о моем имени было б скрыть и шло мимо, ибо и до меня о выше писанном от некоторой здесь персоны было предложение, но токмо через их интриги и дети в немалое его несчастие они провели…»{142}
59
По поводу этого указа Г. Леец пишет следующее: «Разногласия между магистратом и А.П. Ганнибалом вызывал… вопрос об участии города в фортификационных работах и традиционном использовании для этих целей так называемых портовых доходов. В условиях войны со шведами требование обер-коменданта, направленное на усиление обороноспособности города, было вполне обоснованным и весьма актуальным. Однако, с другой стороны, если раньше, при шведском владычестве, городу действительно приходилось самому содержать в порядке крепостные укрепления, то после капитуляции в 1710 году Ревель, пострадавший от войны и эпидемии чумы в такой мере, что население его уменьшилось в десять раз, был временно освобожден Петром I от фортификационных работ, которые теперь производились военным ведомством. В 1731 году городу удалось добиться новой льготы: правительство освободило Ревель еще на 7 лет от участия в крепостных работах и разрешило использовать портовые доходы в течение этих лет на нужды городского хозяйства. Затем магистрат добился продления этого срока еще на несколько лет. Льготное время истекло окончательно 23 июня 1742 года — во время войны со шведами, в первый год пребывания Ганнибала на посту обер-коменданта Ревеля» (Леец, с.139—140).