Эти три высокие персоны, охотно изъявившие согласие покровительствовать юношам из России, ровным счетом никакой помощи им не оказали. Петру I было не до пенсионеров, его целиком поглотило следствие по делу царевича Алексея, не закончилась еще Северная война, а чиновники ничего без окрика царского делать не желали, а может даже и не умели. А. С. Ганнибал, правнучка Абрама Петровича, пишет: «Деньги заграничных учеников пересылались через Савву Рагузинского, и, по-видимому, учеников обсчитывали при промене, да кроме того Джон Ло наводнил тогда Францию бумажными деньгами. Ганнибал и его товарищи неоднократно писали и царю, и кабинет-министру Макарову, жалуясь на свое бедственное положение»[272]. Не хочется верить, чтобы Рагузинский так бессовестно наживался на нищенствующих пенсионерах и среди них на подросшем арапчонке Ибрагиме, и все же это так: дальнейшие события, случившиеся десять лет спустя, косвенно подтверждают, что граф Савва Лукич оказался и не на такое способен. Купец, сделавшийся графом, дипломат, остававшийся купцом, снабжал пенсионеров обесцененными бумажными деньгами, сам же из России получал ефимки[273]. Возможно, в Париже случился первый конфликт между горячим африканцем, всю жизнь боровшимся с лихоимцами, и боснийцем, никогда на государевой службе не забывавшем о своих интересах.
Финансист Джон Лоу (1671–1729), занимаясь в 1716–1720 годах денежными операциями во Франции, основал частный банк с правом неконтролируемого выпуска банкнот, что привело к подрыву финансовой системы; пострадавшими оказались многие, а Лоу тайком покинул Францию. Алексей Юров в 1718 году приобрел акции банка Джона Ло, а когда предъявил их к оплате, то обнаружилось, что ловкий финансист объявил себя банкротом[274]. Участвовал ли Абрам Арап в операции с акциями, мы не знаем. Положение Абрама Петрова и Алексея Юрова сделалось бедственным. Повинным в этом оказался не только Лоу: им не слали и не досылали обещанные царем деньги. Приведем несколько писем к Петру I и кабинет-секретарю А. В. Макарову с воплями о помощи:
Письмо А. В. Макарову от 18 октября 1718 года:
«На плечах ни кафтана, ни рубахи почитай нет, мастер учит в долг. Просим по некоторому числу денег, чтобы нам мастерам дать, но наше прошение всегда вотще, токмо взяли резолюцию обмывать ваши ноги слезами, милосердие отеческое над нами показать, иметь об нас попечение к его царскому величеству о прибавки нам жалования, чтобы нам не явиться к его величеству с пустыми руками, к нашему возвращению в Петербург»[275].
Письмо Петру I от 5 марта 1718 года:
«Всемилостивый государь!
На что себя определили по желанию нашему, и мы оное управить с совершенным прилежанием, яко должность наша повелевает, вашему величеству обещаем, дабы могли удостоиться вашего милостиваго покрову. Того ради, не имея никакой надежды, ниже какое заступление, опричь единаго вашего величества призрения, молим всепокорнейшее о призрении нашего убожества и определить нас своим Государевым жалованием, которым бы нам мочно прожить здесь без долгов. Истинно, яко самому Богу, верно доносим, что в сих странах не можно прожить двемя стами сорокью ефимками французскими, без всяких прихотей. Умилосердись, государь, не учини нас отчаянными исполнить и исполнять по желанию, по должности и обещанию нашему к вашему величеству. Мы не смеем определить сумму, но полагаемся на Ваши Царския и отеческия щедроты и на верное об нас доношение г. капитан поручика Конона Зотова.
Итако, ожидая онаго призрения, пребываем вашего величества сыны и раби преспокойнейше и вернейше — Алексей Юров. Абрам»[276].
Капитан-поручик граф Конон Никитич Зотов (1690–1742), сын первого учителя Петра I думного дьяка Н. М. Зотова, знаменитого «князь-папы», в 1715 году был послан во Францию с поручением «сыскать все, что ко флоту надлежит, на море и в портах». В Париже он оказался почти случайно. Его отец, первый собутыльник царя, нередко исполнявший роль шута, овдовев, решил вновь жениться. Петр Алексеевич, любивший всевозможные грубые развлечения, принялся устраивать потешную свадьбу, в невестах оказалась Анна Ефимовна Пашкова, вдова капитана Стремоухова. Конон, узнав о затее отца, написал царю тревожное письмо, умоляя его отказаться от недостойной шутовской забавы с участием пожилого человека, и отослал его 14 января 1715 года[277]. Петр I, ценивший умного, образованного старшего сына «князя-папы», перед самой свадьбой отправил его во Францию, подальше, чтобы не помешал «счастию» отца. Через два года «новообвенчавшийся» умер, а его вдова графиня А. Е. Зотова вышла замуж за нового «князь-папу» П. И. Бутурлина — новая свадьба, новое веселье. Этой свадьбы Абрам Арап, слава Богу, уже не видел.
В обязанности графа К. Н. Зотова входило наблюдение за обучением русских учеников в Париже. Еще до появления там Абрама Петрова он писал в 1717 году А. В. Макарову: «Приняли их в гардемарины весьма ласково и охотно; только прискорбна душа моя даже до смерти, смотря на их нищету… для чести государевой, я от всей ревности роздал парик, кафтан, рубахи, башмаки и деньги. Желал бы сам быть палачем и четвертовать того, который на смех вас обнадеживал, что здесь гардемаринам хорошее жалование и мундир и квартиры. На день им идет по 12 копеек только, и больше нет ни мундиру, ни квартир. Так мне прискорбно, что легче бы было видеть смерть перед глазами моими, нежели срамоту такую нашему отечеству, и лучше бы их перебить, что просят, нежели ими срамиться и их здесь с голоду морить. Многие хотят в холопы идти, только я их стращаю жестоким наказанием, истинно против своей совести, ибо знаю, что худо умирать с голоду. Надобно одноконечно им присылать по 300 ефимков в год хотя из казны»[278].
Между двумя этими «воплями» Алексей и Абрам писали Макарову и царю, но никто им не отвечал. Судя по текстам, бедствовали российские ученики жестоко, но царю было не до них, а без его вмешательства никто ничего не решал. Странное государственное устройство российское — один лишь царь в силах решить вопросы быта русских учеников, находившихся за границей.
«Всемилостивейший царь и государь!
Не здравый ищет врача, но болящий: как я уже конечно нахожуся внешна и внутренне скорбяща, не имеяй иного дохтора, ни лекарства, разве высокою вашего величества милостию исцелити бедность мою можете. Ей, всемилостивый государь, в крайней нищете уже есмь, и препятствует много бедность наша вам угодное по желанию нашему исполнить, ибо вся науки за ничто здесь не даются, но всякая заплаты своей требует. Я никогда не забуду милости-ваго указу вашего величества, который при отъезде Вашем из Парижа нам дан устно не так, как рабам, но как детям своим, дабы не попасться в тюрьму. Но я воистину сего бо-юся, не ради мотовства, ни гулянья, но ради бедности нашей скорей может статься, ибо милостиво определенным жалованием вашего величества защитить себя двема стами ефимками французскими ни по которому образу невозможно. Умилосердися, великий государь, над бедностью нашею по обыкновенной своей высокой милости, повели прибавить вашего государева жалованья! Призри, милостивый государь и отче, слезно вопиющих к тебе, которые не имеют иныя надежды, ни прибежища, ни заступника, кроме вашего величества!
Истинно, не гипокрицким образом простираем прошение, но слезным, и будем ожидать высокой нам милости вашего величества, всемилостивейшаго нашего царя и государя всенижайший раб Алексей Юров.
Из Парижа, Ноября 1 дня 1718 года»[279].
Письма, подписанные одним Юровым, имеют также самое прямое отношение к Абраму Петрову, к Петру I обращается он не от себя одного.
«Всемилостивейший царь государь!
По многом нашем слезном вопле паки ваше величество трудить кровно принуждены о прибавке вашего государева жалования. Истинно, всемилостивейший государь, мучимся совестию нашею, чтобы за такою нашею бедностию не упустить времени; умилосердися, всемилостивейший государь, утверди высокою вашею государевою милостию то, за что ухватились, дабы из рук нам не упустить. Мы видим, колико милион душ питаются милостивым призрением вашего величества и все радуются, как и мы оною мило-стию воспитаны; порадуй, всемилостивейший государь, истинно скорбящих, повели прибавить вашего государева жалованья, а нам Сава Рагузинский здесь дает через своего корреспондента только по 200 рублев, которыми не токмо пропитатися, ни от долгов себя защитить невозможно.
272
Ганнибал А. С. Ганнибалы, новые данные для их биографий // Пушкин и его современники. Материалы и исследования. Вып. XVII–XVIII. СПб., 1913 (далее — Ганнибал А. С. Ганнибалы I). С. 206.
273
«Один ефимок (название пошло от названия денежной единицы «йоахимсталер», в России произносимый по-своему) был эквивалентен талеру или российскому серебряному рублю весом 28 граммов» (Кучирь А. Г. Арапы Петра Великого // Защита и безопасность. 2008. № 2. С. 44).