Письмо от 14 мая 1741 года:
«Светлейший князь, премилосердыи государь.
Вашу высококняжескую светлость и премилостиваго государя, уповая на ваше природное великодушие, сим покорно дерзнул утруждат и протом донесть в несносных мне обидах от господина генерала маоэра и обер коменданта Дебринии. Ибо, сначала принятие мною ревелскои артилерискои каманды, беспрестанно от него принимаю не по делам моим, всякие несносные реприманды (выговоры) и изгнание, не так как артиллерии штап афицера, но и последней обер афицер снести того не может как персонал-но мне, так и заочно, и отданными при породе (пароле) письменными приказами. И в том я от своей братьи штап афицеров имею не малое презрение. И хвалитца искать надомною всяких причин, которое уже ево намерение явно происходит ибо ордировал меня, чтоб я с ревелских крепостей излишние сверх штата пушки все снял долой на лагери. И потому ордеру я исполнение учинил, и о том вашей высококняжеской светлости я и репортировал, о запинании снимание пушек, которые уже и сняты были. Також ордировал меня, чтоб я по ревельским морским крепостям определил артилериских служителей к пушкам, и быть им с правиантом безотлучно, денно и ночно, во всякой осторожности. И оной господин генерал маоэр Дебринии публично отпирался от тех ордеров, якобы он такими ордерами меня не ордировал, и то я учинил якобы по своей воли. А потом вторично меня ордировал, чтоб артилериских служителей с морских крепостей свесть, а оставить по малому числу; а пушки, свезенные с крепости чтоб поставить по бастионам в свои места по прежнему. И по оным ордерам я исполняю. Теми переменными ордерами меня и Артилериских обер-афицеров приводить в немалую конфузию и, как можно видить, особливо надо мною ищет, чем бы ни есть меня сгубить. И данную мне от ратуши квартиру всегда иметь намерение у меня отнять для одного приезжаго штапа офицера, которой меня млатчея. И призирая меня всем, якобы я протчих штап афицеров хуже. И в то самое время, в трудах рождение младенца жены моей, призывал от Ратуши служителя, чтоб Ратманы с квартеры меня свели безвременно; и в том ему Ратманы отказали, что оне отводят квартеры по своему рассмотрению, не по ево повелению. — И обо всех вашей высококняжескои светлости претерпеваемых мною в обидах донести окуротно, сим более вашу высококняжескую светлости утруждать не смею. И того ради всепокорнейший вашей высококняжескои светлости молю принять меня, бедного, в свою высокую протекцию, как изволили меня искусно окордовать (аккордовать), и от таких нетерпимых и наглых напатковать меня бедного охранить»[449].
Здесь следует пояснить: обер-комендант Ревеля генерал-майор Адран де Бреш по приказу губернатора Левендаля требовал от начальника артиллерии Ганнибала снять крепостные пушки за три месяца до начала войны со Швецией, Ганнибал противился выполнению этого преступного приказа. 27 июля Швеция объявила России войну. После Ништадтского мира, подписанного 30 августа 1721 года и положившего конец Северной войне, Швеция видела себя униженной. Вслед за кончиной Петра Великого шведские дипломаты предпринимали попытки пересмотреть условия мирного договора, конфликт зрел и требовал разрешения, это особенно ощущалось на Балтике. Крепостные сооружения нуждались в реконструкции и срочном ремонте. Весной 1740 года из столицы пришло распоряжение: прибалтийские крепости «в надлежащую исправность и оборону приводить с возможным поспешанием»[450]. Испытывая недостаток в специалистах, именно тогда Миних содействовал возвращению Ганнибала в армию. Принц Гессен-Гомбургский благоволил Ганнибалу, получив послание Ганнибала, он в тот же день отправил в Ревель письмо, о содержании которого мы можем судить по ответу на него де Берни, датированным 25 мая 1741 года:
«Светлейший князь, высокопревосходительны господин генерал фельцехмейстер и лейб-гвардии подполковник, кавалер и наследны принц, премилосерды государь мои. — вашей светлости, примилосердого государя моего, писание, пущенное сего майя от 19, я, в Ревеле, 22 числа в покорности моей получил. Накоторе вашей светлости покорнейше доношу: артилерии господин подполковник Ганнибал, в случившихся по команде артилерискои неколь по требованиям ево, но сколко к случаю, по нынешней нужде, что касаетца до артилерии, всякое вспоможение чинить долженствую, и что угодно ему впредь, по силе вашей светлости, премилосердого государя моего, писания, о касающихся нуждах ко артилери, и в ево во всяких случаях, сколко возможность моя допустит, вспомогать буду. При том же вашей светлости, премилосердого государя моего, всепокорнейше прошу, дабы я через высокую вашей светлости милость оставлен не был светлеиши князь, вашего высокопревосходительства, премилосердого государя моего, покорнейше слуга Андреян де Бирни»[451].
Заступничество находившегося в столице генерал-фельдцехмейстера, его явное покровительство заставило врагов Ганнибала действовать осторожнее, исподтишка, но работать спокойно они ему не давали.
Абрам Петрович был не только отличным знатоком артиллерии и фортификации в теории и на практике, вблизи Петра Великого он прошел серьезную школу анализирующего политика, чуткого к происходящему. Предчувствие надвигающейся войны посетило его раньше других, и он устремился приводить в боевую готовность артиллерию и инженерные сооружения Ревельской крепости.
В самый разгар начавшейся кампании Ганнибал получил из Секретной экспедиции Сената указ о необходимости «иметь от неприятеля крепкую предосторожность и как возможно здесь, в Ревеле, и земле (губернии. — Ф. Л.) разведывания о неприятельских шпионах»[452]. Весной 1742 года Левендаль отправился в Петербург, освободив Ганнибала от своей вредоносной опеки. Исполняя полученный указ, Абрам Петрович сумел выявить двух шведских шпионов. 28 марта 1742 года он писал Черкасову:
«Милостивый государь мой, Иван Антонович!
Сего числа отправил я отставного капитана Ото Эртман фон Массау, да ревельскаго гарнизона Дерптскаго полку Капитана ж фон-Михельсона в важном ея императорскаго величества деле, при всеподданнейшем моем доношении к ея императорскому величеству за конвоем ревельскаго гарнизона Ревельскаго полку поручика Текутьева, ибо хотя по указу и велено таких в важных делах отсылать в канцелярию Тайных розыскных дел; но однако ж разсудил я за важностию того дела отправить их к ея императорскому величеству. Того ради вас, милостиваго государя моего, покорно прошу, дабы оное отправленное к ея императорскому величеству от меня всеподданнейшее доношение через вас, милостиваго государя моего, было представлено и показанный поручик Текутьев по вашей милости был бы не оставлен»[453].
Весьма существенное добавление к этому письму делает Н. Малеванов: «Умело организованная А. П. Ганнибалом контрразведка пресекла враждебную России деятельность шведских резидентов в Ревеле. Главных резидентов он отправил в Секретную экспедицию Сената, а их связных, вроде содержавшихся под караулом бывшего в шведской службе майора графа Фридриха Мангуста Штейнбока, служителей Ирика Крафта и Ягана Гегрена, заставил присягнуть и дать подписку о том, что «им во время нынешней войны в Швецию не ездить, також корреспонденций и пересылок туда не иметь»[454].
Узнав от столичных чиновников об аресте и отправке в Петербург лиц, пользовавшихся его покровительством, Левендаль возмутился, почему «оныя посланы помимо его»[455]. Власти поняли, что губернатора пора освободить от должности, — в Ревель он не возвратился.
Война завершилась 7 августа 1743 года Абоским мирным трактатом (Або — современный город Турку). Швеция вновь потерпела сокрушительное поражение, договор для побежденных был достаточно мягким — великодушная Россия желала видеть Швецию своей союзницей, но этого не произошло. Напрасно Швеция не вынесла урок из Северной войны.