Наве размежил веки. И вздрогнул всем телом, увидав прямо перед своим лицом змею. Змея шипела, вилась кольцами по его груди. Желтовато-коричневая, со светлыми разводами по шероховатой холодной коже. Наве резко выбросил вперед руку и сбросил змею на пол. И тут же увидел, что по всему полу вьются и шипят такие же змеи.
Обернувшись от ярко горевшего очага, на котором кипело что-то в котле, Аброн молча взглянула на змей, и в то же мгновение они исчезли. Она подошла к Наве и протянула ему чашу с кипящим напитком, распространявшим удушливо-сладкий запах.
- Выпей! – велела она. – Это излечит тебя.
О, он узнал ее. Он узнал бы ее изуродованной, в чужом теле, с чужим голосом. Он узнал бы ее любую. Потому что то была Аброн. И что, что локоны ее больше не были золотыми, но темнели, будто на глазах? И что, что взгляд ее, теплый, золотистый, сделался черным, будто угли в преисподней? И что, что Апрелем она не была? Весны у него теперь не отнимешь!
- Я нашел тебя, - прошептал он.
Она отвела от него взгляд, спрятала глаза. Хотела смотреть на него, и знала, что сожжет его душу. Хотела держать его за руку, и знала, что сожжет его сердце. Хотела быть с ним в саду, где вечная весна, и знала, что ей остается лишь плакать кровавыми слезами.
- Ты снова тратишь силы на слова, - она поставила чашу рядом с постелью, и присела на край ложа, глядя в окно времен, за которым сыпал снег. Если бы он мог хоть немного остудить жар, полыхающий внутри нее.
- Кроме слов у меня ничего не осталось. Позволь самому решать, нужны ли мне силы.
- Я хочу, чтобы ты жил, - после долгого молчания сказала Аброн.
Он целую вечность смотрел на нее. Не он сам даже, а то, что было в самой глубине его естества, знало, что теперь их встреча – последняя. И этого изменить нельзя.
- Зачем мне жизнь без тебя? – прошептал Наве.
Ничего не ответив, Аброн срезала локон своих волос и протянула ему. Но как только выпустила его из рук, он обернулся темной змейкой, сверкнувшей черным глазом и юркнувшей с постели.
- Я хочу, чтобы ты жил, - повторила она.
- Это из-за меня? – глухо спросил Наве. – Это я с тобой сделал?
- Ты никогда бы не сделал этого со мной. Я знаю. И я прошу тебя… Сохрани наш сад.
Ему вдруг стало горячо-горячо. Словно бы голова горела там, где рассек ее молот. Он должен был умереть. Должен был.
- Тебе будет легче, если ты будешь знать, что сад наш жив?
- В нем живет весна.
- Весна – это моя Аброн, - он грустно улыбнулся и поморщился от боли. – Хорошо, я сохраню его. Не оставляй меня.
- Я никогда не оставлю тебя.
Аброн склонилась к нему. Коснулась своими ядовитыми губами его раны – и та затянулась, оставив по себе лишь уродливый шрам. А после опалила его губы жаром поцелуя. На миг ей показалось, что все лишь сон. Завтра утром она проснется, наденет свое яркое, как сама весна, платье и поклянется в церкви любить всегда своего Наве. Но нужны ли клятвы, если она и без них знает, что будет любить его дольше вечности? Если даже Веррье, забрав ее душу, не смогла отнять ее любовь?
Он прижал ее к себе крепче, не желая никогда и никуда отпускать. Не могло быть окончено не начавшееся. И вместе с тем, он знал, что этот поцелуй не имеет ни начала, ни конца. Они так и замерли в веках и звездах. Она – Темная Весна. И он – Хранитель Наве. Всякое начало – лишь продолжение. Всякий конец – лишь начало.
Когда Наве открыл глаза, Аброн уже не было. И вместе с тем, она не оставила его. Она никогда его не оставит. Они вместе навеки.
Наве протянул руку и взял чашу. Медленно осушил ее. И откинулся на спину. Боли не было. Раны не было. Его самого – не было. Потому что он тоже остался с Аброн, замерев в их прощальном поцелуе.
13
Как давно брела она во тьме, Аброн не знала. Тьма не имела ни начала, ни конца. Тьма, наполненная змеиным шипением. Тьма извивающаяся, клубящаяся тысячью змеиных тел. Эта тьма бесконечна, и путь Аброн бесконечен. Но разве жизнь Наве не стоила того? Разве его любовь не придает ей силы, чтобы бороться с тьмой? Разве надежда, что однажды они встретятся в саду вечной весны, не поможет ей вынести разлуку, уготованную демоницей?