Наве открыл глаза. И вздрогнул всем телом, увидав прямо перед своим лицом змею. Та шипела, вилась кольцами по его груди и, высовывая свой мерзкий язык, смотрела прямо в глаза. Нет, это не смерть… это мерзкий гад, подкравшийся к нему, пока он был не в силах защищаться. Наве резко выбросил вперед руку и сбросил змею на пол. От боли в груди, которой отозвалось движение, перед глазами заплясали языки пламени, и он хрипло застонал.
Обернувшись к постели, Аброн укоризненно посмотрела на своего ужа и подошла к воину.
- Выпей, это немного облегчит боль, - протянула к его губам чашу с горьковатым запахом. – А Серпана не бойся. Он не причинит тебе зла.
- Серпана! – выдохнул Наве и ошалело посмотрел на пол, глядя, как змея торопливо уползает за сундук.
Отпил из чаши, едва не захлебнувшись, поморщился – было сладко и горько одновременно, и только тогда понял – вот же, перед ним это лицо и эти глаза, что он искал в своем небытии. Та же девушка, что нашла его и привела сюда. И как же он раньше не вспомнил…
- Ты кто такая? - произнес Наве.
- Меня зовут Аброн, - так же, как и два дня назад, ответила девушка.
- Это я помню! – соврал Наве. – Я спросил кто ты? Откуда взялась?
- Я здесь живу. Давно.
Наве кивнул, будто ее слова что-то объясняли. И тут же спросил:
- И что твое имя значит?
- Апрель, - улыбнулась она.
- Апрель, - повторил он и улыбнулся в ответ. Как просто – ей подходило это имя, как не подошло бы никакое другое. – Люблю апрель. Сады зацветают.
- Я тоже люблю апрель, - просто сказала она.
Аброн вспомнила тот мир, в котором был всегда апрель. В котором она жила вместе с мамой. Который однажды исчез неожиданно и навсегда. И тогда Аброн узнала, что такое зима. Она бродила по лесу – голому, черному, чужому. Нашла этот домик, в нем и поселилась. Хозяева не появлялись, и постепенно Аброн привыкла считать его своим. Недалеко от леса оказался небольшой город, куда она иногда ходила. Меняла ягоды на молоко, а грибы на ткани. Однажды помогла женщине, избавив ее малыша от колик, напоив его травяным отваром. После этого к ней иногда обращались за помощью крестьяне. Одни звали ее лекаркой, другие колдуньей. Аброн же словно и не слышала всех этих разговоров. Собирала травы, выслушивала вечно недовольного Серпана и ждала апрель.
Как странно, что воина она нашла в апреле…
- Сады зацветают, - тихо повторила Аброн, глядя на него.
- Я долго спал? – спросил Наве и тут же добавил не к месту: - Ты здесь одна? Одна меня лечила?
- Недолго, два дня. Я не знала, кто ты, и кому нужно сказать, что ты здесь, - она неожиданно смутилась. – И я не одна. Я с Серпаном.
- С Серпаном! – усмехнулся Наве, покосившись на сундук, из-за которого торчал змеиный хвост. – А если вепрь нападет? Или медведь?
- Они не станут на меня нападать, - с улыбкой ответила она, а потом помолчала и спросила: - Тебя, наверное, ждут дома?
- Два дня еще не станут ждать… - медленно ответил воин. Когда он уходил на охоту, подданные знали, что раньше, чем через неделю, их хозяин не вернется.
Обычно за это время он успевал уйти к реке, за которой начиналась большая горная гряда – тринадцать остроугольных вершин и широкая долина между ними – он любил этот край и подчас досадовал на то, что Гора Спасения не отпускает его навсегда.
- Нужно бы дать весточку, - тихо сказал он. – Иначе быть переполоху.
- Скажи кому, я передам.
Ей отчего-то стало грустно, что его увезут домой, как только узнают, где он.
Аброн не понимала себя. Зачем подолгу смотрела на него, спящего. Зачем две ночи подряд провела, сидя рядом и держа его за руку, словно пытаясь передать ему частичку своей жизни, чтобы ему достало сил бороться за свою. Зачем отшучивалась от возмущенного Серпана.
Она лишь знала – когда он уедет, то заберет с собой что-то важное, волнующее, что поселилось в ее душе в тот миг, когда она нашла его, раненого.
- Повязку надо переменить, - быстро проговорила она и отошла к очагу.