— Эй, Виз! Ви–и-и–з, я к тебе обращаюсь – теперь уже повысил свой голос Авель. – Тебе не кажется странным, что я подвожу тебя на работу каждое утро, хотя ты мог бы ездить и сам?
— Нет, друг. Ты должен это делать – усмехнулся вечный попутчик.
— Почему? Ты думаешь, без твоей сомнительной компании мне было бы не так весело цеплять всех баб?
— Нет, Авель. Просто без меня бы ты уже не сидел бы здесь, а лично встретился с хитрым дизайнером твой жизни. Ну, ты понял о ком я – усмехнулся в густую бороду Виз.
Ах, Виз, Виз. Спустя несколько лет Авель даже не удосужился придти на его похороны. Дружба, начинавшаяся с корыстной цели и достигшая своего апогея именно 27 июля, в тот день просто перестала существовать. Мир стал немного хуже, и, кто знает, может именно этим событием он приблизил грядущий Армагеддон.
Машина плавно подъехала к неказистому серому зданию одной из малобюджетных газетенок, в которой Виз обитал последние несколько лет.
— Ты что там, кстати, решил с вечером? – поинтересовался Виз. – Сам знаешь, в этом мире без женщин и дешевой выпивки никак, лишь они – три черепахи, на которых строится весь мой мир!
— Ты, кажется, забыл про третью – усмехнулся Авель.
— А третья – это ты, мой друг – не растерялся подметить Виз.
Авель улыбнулся этому дню и долгим взглядом проводил спину своего лучшего и единственного друга в двери здания, после этого бросил привычный взгляд на дорогу, собираясь продолжить свой путь на работу. На дороге стоял человек.
Человек этот был довольно далеко; одет он был явно не по погоде: широкое черное пальто, классический строгий костюм, шарф, перекрывающий шею и большую часть лица. На глазах сидели круглые солнцезащитные очки.
Встретившись взглядом с Авелем, он бросился бежать. Нечто странное было в его манере бегать – он прихрамывал на одну ногу, но на какую точно, сказать было невозможно.
Впервые за день у Авеля МакФаллоу возникло ощущение беспокойства. Что‑то шло не так.
Утро было по–летнему хорошо своим июльским настроением – домохозяйки неспешно просыпались в своих уютных домах, детвора играла без устали, сотрудники компаний со стремительной быстротой залетали в такси и подземные переходы. Поток машин так же гудел, солнце так же обжигало горящие светом плечи, и бессменные деревья все так же вырабатывали кислород.
Жизнь продолжалась.
А черный человек исчез. Минуту назад он, недвижимый, еще стоял на дороге – и вдруг растворился, оставив после себя послевкусие тайны и загадки, чувство опасности и неясности. Кто был он, зачем наблюдал, и наблюдал ли вообще – вопросы, мучавшие Авеля, то и дело вспыхивали в его мозгу.
День продолжался.
Авель – нет.
«Мир – это такое место, где никто не может чувствовать себя в безопасности», решил про себя Авель, стараясь отогнать подальше навязчивый образ. Вихрем промчалась мимо темноволосая красотка, одарив его ослепительной улыбкой, такой, что он и думать забыл обо всем другом.
День продолжался.
Авель поддался течению. Путь на работу не близок, и полон удивительных вещей, решил он. Утром 27–ого июля Авель МакФаллоу, как всегда, поехал на работу.
Убедившись, что Авель отъехал достаточно далеко, черный человек вышел из своего импровизированного убежища. Грудь под плащом тяжело вздымалась, легкий румянец покрыл его щеки, сквозь толщу очков можно было разглядеть удовлетворенный, блуждающий взгляд.
— Я нашел тебя, нашел – прошептал с придыханием незнакомец.
4 Глава.
Дым наполнил сначала легкие, потом забил своим присутствием всю ротовую полость, и лишь потом вялой струйкой окутал багровое лицо Джима.
— Знаешь, Джим, — прикрыв один глаз, сказал Авель. – Даже диву даешься, как с твоей астмой можно еще и курить. Нет, правда, ты же и пары часов без ингалятора не сможешь!
— Скажи это моей бывшей, слабак – улыбнулся стареющий, «вечный» Джим Сэндер, — Уж она‑то покрепче тебя будет, и то такого себе не позволяла!
— Какого такого?
— Обсуждать мои легкие, конечно. Знал бы ты, какие я вещи проделывал с их помощью! На первом весеннем карнавале именно Большому Джиму отправлялся приз зрительских симпатий, да–да!
— Разве есть там такой приз? Кто в здравом уме мог оценить толстяка–астматика за сорок, Джим?! – вскинул брови в изумлении Авель.
Джим на секунду задумался. Лицо его вдруг просияло, ослепив Авеля улыбкой своих старых, покрытых желтизной зубов.