Полночи не могу уснуть, не помогла даже “Королева Марго” — мое персональное сильнодействующее снотворное: обычно стоит открыть её, и пары страниц не прочтёшь — тут же в сон клонит. Лежу, разглядывая на потолке узоры пятен света и теней от голых ветвей деревьев из сада, и думаю свои думы. И все они, конечно же, об Эштоне.
И в этих моих думах мы сперва долго держимся за руки, обнимаемся, Эштон целует меня в нос, а потом всё торжественно завершается киношным поцелуем в губы. Сразу после этого я иду под руку со своим красавчиком бойфрендом по школе, все смотрят на нас, девчонки и даже учителя женского пола завидуют мне, а парни сокрушаются, что упустили такой бриллиант в виде меня… Ну, вовремя не заметили, что он одинок и требует оправы. Многие так сильно жалеют, что не пригласили меня на свидание первыми, что даже кусают до крови и разбивают костяшки о розовые стены нашего школьного коридора.
Где-то на моменте отвисания челюсти у Бахары, моего главного врага — дочери иранского бизнесмена, не менее удачливого, чем Алекс, я просыпаюсь и обнаруживаю на часах половину четвёртого ночи. Тут же вспоминаю о болезни Эштона и искренне начинаю вся чесаться от переживаний — как он там? Вдруг родители всё же решили вызвать скорую и моего братца увезли в госпиталь? А может, он там совсем один в своей комнате для гостей, и некому о нем позаботиться?
Решаюсь проверить.
Комната Эштона не менее просторная, чем моя собственная, вся залита лунным светом, свободно проникающим через стеклянную стену. Для ноября луна ночью — это такая редкость в наших краях!
Прямо у широкой кровати, где тихо спит Эштон, стоит кресло, а в нем дремлет, облокотившись на руку, Алекс.
Я подхожу к ним так тихо, как только могу, но отец тут же открывает глаза. Увидев меня, он улыбается и тихонько говорит:
— Ему уже лучше, температура давно спала, не переживай, Соняш!
— Тогда почему ты не ложишься? — шепчу в ответ. — Тебе через час вставать!
— Мама настояла, чтобы я завтра отменил свои дела и остался дома. Ну, ты её знаешь, — тихонько смеётся. — Но я, конечно, все равно на работу поеду, просто позже. А сейчас, правда, пойду тоже лягу.
Я рассматриваю Эштона: он раздет по пояс и укрыт влажной на вид простыней.
— А чего он мокрый-то такой? — спрашиваю.
Отец молча трогает постель, затем аккуратно лоб Эштона:
— Похоже, это он так сильно вспотел, когда температура падать начала. Ты тихонько его разбуди, а я пойду принесу ему смену белья и майку какую-нибудь свою.
— Ладно, — соглашаюсь.
Алекс уходит, а я долго не решаюсь будить больного. Кладу ладонь на его лоб так же, как делал до этого отец, и нахожу его не то, что не горячим, а буквально ледяным! “Наверное, мама переборщила с таблетками, как всегда” — проносится мысль. А за ней другая: “Почему это так странно бьется моё сердце, когда я касаюсь его?…”
Эштон спит как убитый. Отец приносит бельё:
— Ещё не разбудила?
— Да он спит как лошадь! — деланно хмурюсь.
— Молодой организм! — отвечает Алекс с улыбкой. — В этом возрасте все парни хорошо спят и не страдают отсутствием аппетита!
— Эштон точно страдает! Смотри, какой худой!
Мы оба фиксируем свои взгляды на голой грудной клетке Эштона, которая ни разу не выглядит худой, а наоборот настолько широкой и сексуальной, что мне резко становится неловко.
— Да ничего он не худой! — уверенно возражает отец. — Я в его возрасте таким же был!
— Но он за столом почти ничего не ест, и дома у него еды вообще не было. У него явно проблемы с аппетитом, точно тебе говорю!
— Это у него наследственное, — Алекс закатывает глаза. — И ни разу не смертельное, раз уж это тело (тут он показывает на себя) ещё не умерло от истощения, — смеётся.
— Пап…
— Да, Соняш, спрашивай, ничего не бойся.
— Если б тебе было сейчас восемнадцать, ты бы выбрал меня?
Отец смотрит на меня некоторое время изучающе, затем уверенно отвечает:
— Ну, фактически я тебя и выбрал в своей реальной жизни, и мне как раз было восемнадцать лет, а твоей маме шестнадцать…
— Я не про маму! Она всем нравится! Я про себя! Ты бы заинтересовался такой девочкой как я? Когда был … молодым организмом?
Алекс долго смотрит в потолок, соображая.
— Ты про секс? — внезапно спрашивает.
Я тут же краснею, хотя все беседы о сексе и предохранении со мной только Алекс и проводит, и ни разу не мама.