Я с шумом выдыхаю, чтобы прогнать застрявший в горле ком:
— Короче, плохо было всем, не только им двоим.
Эштон вдруг кладёт свою ладонь поверх моей:
— Всё равно это лучше, чем совсем без отца! Поверь мне! — говорит негромко.
Но мне не нужны слова, этот жест, его тёплые нежные пальцы, занявшие пространство между моими, словно заполнив собой пустоту, поселяют во мне чувство, не похожее ни на одно из тех, какие мне уже довелось испытать. Захотелось повернуться и обнять его, прижаться к сильной груди, смешать наши энергии в одну и заполнить пустоты друг друга.
Katie Melua — Perfect World
После обеда мы решаем приготовить семейный ужин.
— А ты умеешь готовить? — спрашиваю.
— Конечно! Я вырос в Париже, детка! — Эштон подмигивает мне так искусно, что я в самом настоящем шоке: Ба! Да я вовсе и не знаю этого парня, оказывается!
— И что, прям все рождённые во французской столице умеют готовить изысканные блюда?
— Ну не все, конечно.
Тут он направляет собственный большой палец на себя:
— Только сааамые способные! — и снова улыбка. Почти до ушей.
— А ты, значит, способный? Ну вот, сейчас и проверим!
— На самом деле, — признаётся Эштон, смеясь, — моя мама вечно училась и работала, работала и училась. Я большую часть своего детства был предоставлен сам себе. Нашёл однажды бабулину поваренную книгу, древнющую такую «Секреты кулинарных кудесниц Прованс», и стал экспериментировать. Первые мои шедевры не захотела жрать даже Вэнди!
— Вэнди?
— Собака моя. Ротвейлер.
— Боженьки мои, у тебя была собака!
— Почему была? Она есть.
— А почему ты не взял её с собой?
— Это было слишком сложно и… дорого.
— Подарок?
— Не понял?
— Собаку ты наверняка получил в подарок!
— Ну в каком-то смысле да: подарил сам себе. И не совсем в День Рождения.
— И что же это был за день?
— Великий День Накопления!
— Чего?! Я о таких не слышала!
— Это день, когда необходимая тебе сумма наконец-то накапливается! — торжественно рапортует Эштон.
— Это должно быть какие-то сумасшедшие деньги!
— Да: триста евро. Я копил их два года, одиннадцать месяцев и четыре дня. Когда дело было сделано, я отправился в зоомагазин и обнаружил, что щенки ротвейлеров … упс, подорожали. Я очень расстроился, так сильно, что даже тронул своим горем хозяина магазина, и тот предложил мне уценённый товар — Вэнди.
— Что с ней было не так?
— Родовая травма — вывих бедра. Точно как у меня. У меня тоже вывих и тоже с рождения.
— Да ладно!
— Нет, серьёзно. Мне по этой причине и спортом в детстве заниматься нельзя было.
— Слушай, тебя хиленьким ни разу не назовёшь!
Щупаю его бицепсы, и он тут же их напрягает для пущего эффекта.
— Из тренажёрки небось не вылезаешь! — подтруниваю над ним.
— Какая тренажёрка, о чём ты! Иранский овощной магазин — моя тренажёрка, а в качалке я ни разу не был.
У меня шок:
— Какой магазин?
— Слушай, ты знаешь, в Париже не так, как здесь у вас, у нас там всё больше маленькие магазинчики и лавки, как правило, на первом этаже жилых домов. Вот в нашем доме на Монмартре, где мы жили с матерью, ну она и сейчас там же живёт, прямо под домом была и есть такая лавка. Каждое утро в 5:30 они получают товар — двадцать восемь ящиков с продуктами. Видишь, как наросло, и в тренажёрку не нужно!
Эштон подмигивает мне, а я пытаюсь собрать в кучу разбежавшиеся во все стороны мысли. Очевидно одно: мы с ним с разных планет.
— Я не раз была на Монмартре… и всегда с Алексом. Если бы мы только знали, Господи, если бы мы знали, — бормочу чуть слышно.
У меня чувство, словно жизнь дала обухом по голове. Не в первый раз, но от этого не менее впечатляюще.
— У вас есть сладкий перец? — тут же меняет тему Эштон, потому что моя несдержанность уже отразилась на выражении его лица.
— Думаю, да. Сейчас гляну в холодильнике.
Приношу ему перец, и он мастерски, как истинный шеф, вооружившись огромным ножом, одним из тех, которыми мама с Эстелой никогда не пользуются, принимается рубить его.
— Ничего себе! — вырывается наружу мой восторг.
— Учись! — Эштон снова в настроении, судя по счастливой улыбке на его лице.