Когда я поднялся в воздух, зрение вновь прояснилось, я осознал себя парящим прямо в Мраморном зале над изрешеченным пулями телом умирающего лейтенанта. Глаза отважного офицера смотрели вверх, в потолок, но казалось, будто глядит он прямо на несуществующего в меня, в несуществующие глаза.!
Я вздрогнул. Для подобного спазма у меня не было тела, однако страх перед только что совершенной резней запомнился мне в тот момент хорошо. Было ли благом, то, что творил я сейчас, убивая случайных, встречных людей налево и, направо, шагая по головам? Невинными назвать их было нельзя — всё-таки, стрелял и рубил я военных, а значит, потенциально готовых к смерти людей, однако тут крылось иное. Бессмысленные убийства уже семерых несчастных немецких солдат, совершенные последовательно и скоро — едва ли за полчаса, — я мог считать откровенно подлыми. Ведь я убивал их не в спину, — а хуже, не только калеча тела, но превращая захваченных носителей в изменников и предателей, — в глазах сослуживцев, в глазах жен и детей, которых возможно, убитые мной солдаты оставляли в родных деревнях и городах.
Однако я вспомнил виды, которые ежедневно во время своих путешествий мог наблюдать в окопах по обе стороны фронта —, и брустверы и траншеи, заваленные трупами после артиллерийских обстрелов. Война не может быть выиграна без жертв, и. И дань, что я собираю сейчас, ничтожно мала по сравнению с океанским валом из трупов, который обрушиться на Европу в ближайшие пару лет, — если я сейчас провалюсь!
Спустя два часа после инцидента у Парадного входа, когда всёе уже успокоилось, а трупы нападавших изменников увезли на автомобиле к криминалистам в Берлин, Его Величество кайзер Вильгельм Второй, Король Пруссии и Император Германии, поднял голову ото сна. Встав с кресла, в котором дремал после утомительного, а главное чрезвычайно неутешительного приема докладов, он направился в туалетную. Там с интересом осмотрел на себя в зеркале, как будто видел впервые. Покрутил ус и по лабиринту сумрачных коридоров главного корпуса «виноградарского дворца» вошел на территорию любимого декоративного сада. Разумеется, — на прогулку.
Возле бюста Минервы Император ненадолго остановился, а затем, ломая ветки руками, зачем-то полез в кусты.
Потсдам. Дворец Сан-Суси.
Тридцать минут до падения Германской Империи.
Весна наступила неделю назад, однако, если не глядеть на календарь, казалось, что время стояло зимнее, и в зале для совещаний привычно чадил камин.,
Г а гладкие стены в полированном бетоне, а также массивные балки перекрытий и металлические колонны зависли над огромным столом в зеленом сукне, словно мифические исполины. Спустя три часа от времени инцидента с Парадным входом, вокруг меня, императора Германской Империи, суетились незнакомые люди.
На самом деле я знал большинство из них: отчасти — из сумрачной памяти зачинателя Великой Войны, отчасти — из данных энциклопедии или из собственных «лёетных» исследований.
Присутствовали все — Адальберт, Иохим, Эйтель-Фридрих, Виктория Луиза и Кронпринц Вильгельм. Конечно же —, глава правительства Макс Баварский, начальник полевого Генерального штаба генерал-фельдмаршал Гинденбург, первый1-й генерал-квартирмейстер Эрих Людендорф, баварский принц Рупрехт фон Виттельсбах, начальник штаба Восточного фронта Гофман. Для полной картины не хватало командующего румынским фронтом Маккензена, знаменитого генерала Сандерса, победителя англичан в Месопотамии, Сирии и Палестине, а также великогознаменитого фон Бюлова, с остервенением роющего в окопы в Пиккардии и Шампани. Последние три прославленных генерала находились слишком далеко от места событий и вряд ли могли повлиять на результат задуманной мной корректировки истории. Все же Пиккардия — это не Бранденбург, Румынский фронт — не Саксония, а Багдад — не Берлин.
Вильгельм оказался значительно выше ростом, нежели Николай, однако, как многие великие люди, имел физический недостаток. Я знал, что еще в раннем возрасте несколько родовых травм, полученных кайзером Вилли при появлении на свет, чуть не стоили ему жизни. Будущий Император и общепризнанный зачинщик Великой Войны родился с повреждённой левой рукой — она оказалась короче правой почти на пятнадцать15 сантиметров.