Спустя миллионы лет после смерти цивилизации, поверхность прародины остыла, океаны исчезли, и континенты словно замедлили свое скольжение по земной коре. Старые горные массивы скрылись под слоем снега и пыли, стерлись под натиском ледников. Когда горы исчезли, только дикие вихри, парящие над океаном снежных барханов, остались порождать движение на когда-то густонаселенной Земле. Кипящая жизнью планета превратилась в ледяную пустыню, волны морей превратились в ледяные равнины, реки зарылись в норы, облака покинули небеса. Время, которое было некому обуздать с исчезновением человека, сделало свое неумолимое дело — жизнь обратилась в прах.
За это время издыхающая биосфера оставила на лике планеты многочисленные следы, которые я мог с легкостью наблюдать в походном музее нашего временного пристанища гробокопателей. В стеклянных колбах, мимо которых Каин проводил меня в первый день после реинкарнации, лежали удивительные вещицы. Черепа динозавров, скелеты доисторических рыб и раковины древних моллюсков не поражали воскрешенного воображения, зато оружие и предметы, которыми пользовалось человечество в последние столетия жизни, производили неизгладимое впечатление. Слезы не катились из моих линз, и в воздухе не доставало кислорода, но мне казалось, что вид знакомых до боли вещей впивается в горло неумолимой рукой душителя, сбивает дыхание и затуманивает взор, выдавливая обычные человеческие слезы. Мы вымерли, твердили мне эти вещи. Я стал последним из всех…
В определенном смысле мне несказанно повезло. Мой случай был уникален, почти невозможен с точки зрения вероятности, статистики и даже удачи. Я умер задолго до последней войны, где-то на леднике глубоко в Антарктиде. Когда грянул апокалипсис, смерть миллиардов не затронула одного. Находка моего идеально сохранившегося тела, по словам Каина, явилась большой удачей — до этого момента ему попадались лишь человеческие скелеты, да впаянные в лед фрагменты изуродованных тел. Однако восемь месяцев назад, с удивлением и радостью, доступной только ученым, он обрел подо льдом лучшую из своих находок. Холод полюса и неподвижность антарктических ледников позволили сохраниться моим останкам в течение сотен тысячелетий. Пока океаны замерзали, а горы обитаемых континентов накрывало слоями снега, лед южного полюса по-прежнему подпирал небеса, скрывая в себе маленький кусочек мяса — меня, почти нетронутого в ледяном саркофаге.
Разумеется, плоть моя оставалась мертвой. И мой спаситель не был Христом, чтобы суметь воскресить. Однако доступная ему техника смогла просканировать замороженный мозг и, прогнав через анализатор нейронные цепи, вернуть мне подобие памяти. Поскольку человеческих тел в распоряжении Каина не имелось, он сохранил меня в одном из собственных запасных корпусов. Подкрутил, перезарядил батареи, и вот — стальных существ стало двое, на одной мертвой Земле!
Назвал он меня незамысловато — Ники. Слово имело греческие или славянские корни, и, возможно, являлось моим подлинным именем. Личное прошлое до воскрешения я помнил смутно, к тому же сейчас, спустя толщу лет, оно мало для меня значило. Судя по всему, технология воссоздания воспоминаний, применённая моим Спасителем, оказалась не совершенной, хотя, возможно, он поступил так целенаправленно. Так или иначе, что-то я помнил, а что-то обречённо ускользало, пугая тенями во снах и являясь отрывками и кусками во время прогулок и размышлений.
Размышлений, между тем, было много. Восемь месяцев я оставался предоставлен самому себе, и Каин почти не общался со мной, стараясь не отрываться от загадочной, но непонятной работы. Раскопки вокруг лагеря закончились задолго до моего появления, а потому глубокие ямы ледяных шурфов, окружающие куполообразные павильоны, воздвигнутые Каином и называемые им словом «палатки», выглядели заброшенными и пустыми. Иногда я задумывался над тем, как Каин копал эти карьеры в одиночку — на тысячи миль вокруг не имелось ни одного рабочего, робототехники, экскаваторов, даже лопат или кирок. Сомневаться в словах Каина не приходилось — он был последним существом на планете, которое я мог бы назвать «живым», и более полувека бродил в одиночестве по империи льда и смерти, в разряженной атмосфере. Он возродил меня из небытия, и это значило, что возможность рыть ямы неизвестным мне способом является, вероятно, самым ничтожным из его мистических умений.
В моей новой жизни запоминать было нечего, а подробности старой жизни я вспомнить не мог и лишь сравнивал отрывочные картины прошлого с видениями, всплывавшими в голове вместе с каждым добытым Каином артефактом, Дни тянулись за днями и оставались похожи один на другой как крысиные близнецы. Ежедневно Каин садился в маленький транспортер, странно похожий на обычный арктический вездеход с широкими гусеницами — что меня несказанно удивляло — и удалялся из лагеря на раскопки, где проводил целый день. Глубоко за полночь он возвращался, залазил в палатку и сидел несколько часов, перезагружая батареи или изучая добытые артефакты. Чем именно он занимался, я не знал, поскольку Каин просил не беспокоить его в это время. Наконец, робот-господь выходил, и оставшееся до утра время уделялось мне и беседам. Он разжигал костер, хотя мы не нуждались в тепле, и над потрескивающими углями плыли наши долгие разговоры.