- Никому из присутствующих здесь это не известно, - сказал он хрипло Если бы кто и мог ответить на твой вопрос, так это только я, но я тоже не знаю.
- Но он здесь, в Центре, - сказал Хэл; люди Аталии сообщили, что Барбедж несколько часов тому назад вернулся в Центр и с тех пор не покидал его.
- Черт возьми! - гневно воскликнул майор. - Неужели ты думаешь, что я сказал бы тебе, если бы даже и знал?
Но сверхобостренный слух Хэла уловил нотки торжества в голосе офицера. Очевидно, тот не только лжет и знает, где Барбедж, но и успел что-то сделать, едва только Хэл вошел в комнату.
В памяти всплыли слова предпоследнего наблюдателя у телефонного кабеля, предупредившего его о том, что оборудование слежения во дворе кухни засекло подозрительное передвижение отряда от главного входа, - его, очевидно, направили ликвидировать группу по освобождению Рух. Хотя руки майора лежали на виду на столе, сам он стоял, прижавшись животом к торцу стола. Хэл быстро обошел стол и оттолкнул майора. В столешнице находился скрытый до этого от его глаз нижней полой форменного кителя майора узкий, не шире линейки, и длиной с ладонь Хэла пульт связи.
Дверь в комнату с грохотом распахнулась, и в нее ворвался отряд милиционеров.
- Взять его! - скорее взвизгнул, чем крикнул майор. Стоящие вокруг стола офицеры, не успевшие до этого вынуть личное оружие, вновь потянулись за ним.
Малахия Насуно или любой, прошедший дорсайскую подготовку, мог бы сразу сказать, в чем заключалась ошибка милиционеров. Их оказалось слишком много в комнате, и поэтому попытка с самого начала была обречена на провал. Расчетливо и уверенно маневрируя вокруг стола, прикрываясь телами тех, кто жаждал убить или схватить его, Хэл убивал сам или подставлял под огонь противника всех, кто попадал ему под руку. Наконец, когда в комнате почти не осталось никого, стоящих на ногах, уцелевшими овладела паника. Они вдруг все разом бросились ко все еще распахнутым дверям.
Хэл увидел, что стоит один в комнате и что путь к двери открыт.
Охваченный не отпускавшей его холодной яростью, он все же прекрасно понимал, что его победа призрачна; уходить через открытую дверь было слишком опасно. Хэл направил свой энергетический пистолет на одно из зашторенных окон и одним выстрелом разнес окно и штору. Многослойное стекло выдержало бы энергетический удар из пистолета с большого расстояния, но не с такого, с какого это сделал он.
По схеме, хранившейся у него в памяти, он помнил, что это окно находится в конце фасада как раз там, где он образует угол с боковой стеной, в конце которой находился вход в служебный двор и кухонный блок. Он спрыгнул на бетонный тротуар прямо позади припаркованных вдоль его обочины милицейских машин. Упав на землю, он остался лежать на животе у самого основания фасадной стены Центра, поскольку над его головой беспрестанно слышался свист зарядов. В него стреляли нападающие, что засели в здании на другой стороне улицы напротив главного входа.
Безусловно, среди тех, кто вел непрерывный огонь по фасаду Центра, были люди, способные сообразить, что выпрыгнувший из разбитого окна здания человек, к тому же не в милицейской форме, вряд ли похож на врага. Но таких могло оказаться слишком мало, и они могли быть слишком разбросаны, чтобы успеть быстро сообщить об этом всем остальным, охваченным азартом схватки.
Стрельба из конических ружей продолжалась, но, как он и предполагал, припаркованные вдоль края тротуара машины заслоняли его нападавших и защищали от выстрелов тех, кто близко подобрался к зданию. В то же время его позиция у основания стены под выступающим узким декоративным каменным карнизом окна, из которого он только что выпрыгнул, была не видна и прикрыта от выстрелов из самого здания. Не задерживаясь долго на одном месте, он стал продвигаться вдоль стены к углу здания, находившемуся от него на расстоянии нескольких метров.
Наконец он добрался до конца стены и свернул за угол. Поднявшись на ноги, он побежал вдоль пустынной освещенной улицы в сторону видневшихся впереди фонарей служебного входа.
Подбежав ближе и не услышав со двора никакого шума, он замедлил шаг. По его расчетам, боевики еще не могли погрузиться в машины и уехать. Он двигался быстро и бесшумно, пока не достиг стены, отделяющей двор от улицы. Оставив без внимания ворота, он забрался на стену, цепляясь пальцами за трещины в том месте, где она примыкала к самому зданию, и спрыгнул во двор.
Грузовики все еще были там, они стояли совсем близко от него, загораживая ему обзор большей части двора. Он вытащил энергетический пистолет и, держа его в руке перед собой, стал осторожно обходить ближайший к нему грузовик.., и с облегчением вздохнул.
Боевики еще готовились к отъезду. Возможно, вид Рух настолько потряс их, как это было и с ним, что они не смогли погрузиться раньше. Они старались двигаться как можно тише, общаясь друг с другом по большей части жестами.
Рух как раз подносили к задней двери ближайшего к нему грузовика. Не обращая внимания на изумление членов команды, для которых он появился словно бы из воздуха, он приблизился к носилкам, на которых она лежала.
Державшие носилки замешкались, не зная, как передать их тем, кто стоял в грузовике, задний борт которого был высоко поднят. Рух тоже смотрела на него. Наверное, медсестра, бывшая в команде второго состава, ожидавшей их во дворе, уже дала ей лекарства, стремясь облегчить ее страдания и подкрепить силы; сейчас ее глаза были раскрыты, а голос, хотя все еще очень тихий, звучал гораздо тверже, чем тогда в камере тюремного сектора.
- Спасибо тебе, Хэл, - прошептала она. На какое-то время бушевавшая в нем холодная ярость отпустила его.
- Благодари других, - сказал он. - У меня на это были корыстные мотивы; остальные же просто хотели вытащить тебя.
Она заморгала. Глаза ее увлажнились. Ему показалось, что она хочет еще что-то сказать ему, но на это у нее уже нет сил. Тогда он заговорил сам.
- Лежи спокойно, - прохрипел он осипшим вдруг голосом. - Я заберу тебя отсюда на Мару. Там экзоты живо починят тебе тело и душу, будешь как новенькая. , - Только тело... - прошептала она. - Душа всегда со мной...
Хэл почувствовал, как кто-то дергает его за рукав. Он обернулся и увидел позади себя Аталию, лицо ее было искажено гневом. Он позволил ей отвести себя в сторону, чтобы их не услышала Рух.
- Ты ничего не говорил нам о своем намерении увезти ее с этой планеты! свирепо прошептала она ему в ухо.
- Если бы я сказал это, разве стали бы вы рисковать своими жизнями, чтобы освободить ее? - ответил он. - Я говорил вам, что как бы ни ценили ее здесь, на Гармонии, ее жизнь гораздо важнее для всей расы в целом. Теперь, когда ее освободили, не кажется ли тебе, что самым разумным и безопасным для нее, равно как и для любого другого, кто попытается спрятать ее, будет покинуть эту планету?
- И все же ты недруг, - произнесла она с горечью.
- Ответь себе на этот вопрос через год, - отозвался Хэл. - В любом случае, вывезти ее с Гармонии мы сможем только через посольство экзотов, никому из вас не удастся этого сделать. А как только станет известно, что ее на планете нет, милиция оставит вас в покое.
- Ладно, - нехотя согласилась Аталия. Но взгляд, которым она проводила его, все еще оставался свирепым.
Приподняв носилки с одного края, чтобы было удобнее взяться за них тем, кто находился в кузове, боевики начали было погружать их в грузовик. Но затем передумали, решив, в конце концов, что будет все же разумнее опустить задний борт грузовика. И тут со стороны входа в кухонный блок, как гром среди ясного неба, неожиданно прогремело:
- Итак! У нашей мерзкой блудницы нашлись друзья, готовые на все, лишь бы уберечь ее от Божьего суда? - жестко и торжествующе прозвучало в тишине двора.
Все обернулись. У входа на кухню тонкий, как палка, в своей облегающей черной форме полковника милиции, стоял Амит Барбедж. Он был один. Энергетическое ружье в его руках держало под прицелом всех находившихся во дворе; и даже не глядя вокруг, Хэл знал, что у одного из них, как и у него самого, не было в руках оружия.
- Несите ее обратно, - грубо приказал Барбедж. - Живо!
При этих его словах Хэла вновь охватила холодная ярость; и оттуда же из глубин его души пришло и знание, что нужно делать.