Хэл подошел к камину, расположенному в торце комнаты. Там тоже все было приготовлено для разжигания огня. Он взял с каминной доски старинную зажигалку и с ее помощью запалил сухую растопку под поленьями.
Вспыхнувшие язычки пламени побежали по стружке и мелким щепкам и перекинулись на кору поленьев, которая, полыхнув искрами, сразу же занялась. Он сел в одно из больших мягких кресел с широкой спинкой, стоящих по обе стороны от камина, и устремил взгляд на набирающий силу огонь. Тепло, исходящее от горящего очага, согрело Хэла, но ощущение пустоты дома за его спиной не покидало его.
Он еще никогда не был так одинок с момента своего бегства на Энциклопедию после злодейского убийства на террасе, совершенного как раз за этими окнами. За все это время Хэл ни разу не делал попыток вызвать в сознании с помощью самогипноза образы трех погибших наставников, за исключением случая в тюремной камере на Гармонии, когда они не захотели откликнуться на его призыв. Но сейчас, ощущая зияющую пустоту и мрак за своими плечами, он, не отрывая взгляда от огня, обратился ментальным взором внутрь себя, пользуясь усвоенной еще в детстве от Уолтера методикой превращения извлеченных из памяти образов в субъективную реальность.
"Когда я отведу взгляд от огня, - подумал он, - они будут уже здесь".
Хэд сидел, продолжая глядеть в огонь, который охватил уже половину сложенной в очаге поленницы, и через мгновение почувствовал в комнате за своей спиной присутствие посторонних. Он оторвал взгляд от огня, повернулся и увидел их.
Малахия Насуно, Авдий, Уолтер.
Они сидели лицом к нему на составленных полукрутом стульях, и он развернул свое кресло спинкой к огню, чтобы лучше видеть их, - Я скучал по вам, произнес он.
- Не слишком долго. - Голос Малахии звучал, как всегда, твердо. - И то лишь изредка, в моменты, подобные этому. Но будь иначе, мы могли бы подумать, что ошиблись в тебе.
- Но мы не ошиблись, - вставил Авдий. Тощий, как огородное пугало, он сидел на стуле очень прямо, отчего казался еще выше, чем на самом деле. Теперь, когда ты познакомился с моим народом, равно как и с другими, ты уже должен понимать больше, чем я мог бы научить тебя.
- Это верно. - Хэл повернулся в сторону Уолтера и поймал на себе взгляд голубых внимательных глаз экзота. - Уолтер, а ты не хочешь поздороваться со мной?
- Когда я был жив, в подобной ситуации я бы прежде всего спросил тебя, зачем мы тебе понадобились, - улыбнулся ему Уолтер. - Но поскольку я лишь плод твоего воображения и памяти, мне не надо спрашивать тебя об этом. Я знаю и так. Ты ждешь, что мы поможем тебе обрести знания, которые доступны только открытому непредвзятому уму, впервые постигающему Вселенную. Но ты сейчас хотя бы представляешь себе, где заканчивается твой путь?
- Не где, - сказал Хэл, - а чем. Как и все другие пути, он заканчивается свершением; в противном случае я никуда не приду.
- А если так и окажется? - спросил Уолтер.
- Если так окажется, - резко вмешался Малахия, - это будет значить, что он, по крайней мере, сделал все, что мог. Почему вам всегда надо все для него усложнять?
- В этом состоит наша работа, Малахия, - отозвался Уолтер, - усложнять все для него. Тебе это прекрасно известно. Сейчас ему тоже это известно. Когда он был Доналом Грэймом, он сам видел, как отдаляется от души человечества. Он должен был вернуться - и этот единственный для него путь был нелегок.
Он улыбнулся двоим своим товарищам.
- Иначе зачем было напрягать свою интуитивную логику ради того, чтобы его опекуны выбрали для него троицу вроде нас?
- Извините, - сказал Хэл. - Я использовал вас. Я всегда использовал других людей.
- Что за сентиментальность? - оборвал его Авдий. - Подобное проявление слабости после всего того, чему мы тебя учили, и как раз сейчас, когда ты стоишь на самом пороге завершения своей миссии?
Хэл слабо улыбнулся:
- После того как вас убили, вы отправили меня с заданием стать человеком. Но еще до того как вы отправили меня, вы указали мне путь. Может быть, и теперь вы позволите мне хоть изредка быть человеком?
- Все зависит от того, насколько ты справляешься со своим делом, мальчик, - проворчал Малахия.
- О, - посерьезнев, ответил Хэл. - Я-то справлюсь, если с ним в принципе можно справиться. Колесницу истории теперь уже не остановить и не заставить свернуть с пути. Но знаете, в чем состоит подлинное чудо? Мне захотелось дать Доналу еще один шанс, чтобы на этот раз он сделал все так, как надо. Но то, что у меня получилось, превзошло все мои ожидания. Я вовсе не дубликат Донала. Я Хэл, и все, чем был Донал, теперь является частью меня.
- Да, - медленно произнес Малахия. - Ты сбросил свои доспехи. Я полагаю, ты должен был это сделать.
- Да, - кивнул Хэл. - Проход впереди слишком узок для того, чтобы в него можно было пройти, не снимая доспехов. - Он на мгновение задумался, потом продолжил:
- И все те, кто пойдет за мной, должны точно так же разоблачиться до наготы, иначе у них ничего не получится.
Он передернул плечами.
- Тебе страшно. - Уолтер весь подался вперед. - Чего ты боишься, Хэл?
- Того, что грядет. - Хэл снова передернул плечами. - Того, через что мне предстоит пройти.
- Боится меня, - произнес новый голос в комнате. - Боится, что в конечном итоге я докажу ему, что он ошибается относительно нашей роли в эволюции расы.
Высокая фигура Блейза выступила вперед из темного угла библиотеки и встала между стульями, на которых сидели Авдий и Малахия.
- Опять играешь в игры со своим воображением? - обратился он к Хэлу. Создаешь призраков из воспоминаний, сотворил даже мой призрак, а ведь я еще вполне живой.
- Ты можешь идти, - произнес Хэл. - Я займусь тобой позже.
Но Блейз и не думал исчезать.
- Похоже, твое подсознание не хочет отпустить меня. Хэл снова повернулся к камину. Когда он опять посмотрел в комнату, Блейз все еще был там вместе со всеми.
- Да, - вздохнул Хэл, - похоже, не хочет. Ни один из призраков, рожденных его воображением, не произнес ни слова. Они продолжали молча смотреть на него, три сидящие фигуры и одна стоящая.
- Да, - через некоторое время сказал Хэл и снова повернулся к огню. - Я боюсь тебя, Блейз. Я никогда не мог даже предположить, что появится кто-нибудь вроде тебя, и когда я встретился с тобой в реальной жизни, я испытал подлинный шок. И если я вызвал сейчас твой образ, то сделал это намеренно, чтобы проверить, смогу ли я заставить себя увидеть то, чего я совсем не хочу видеть.
- Нашего сходства, - сказал Блейз. - Вот чего ты не хотел видеть.
- Вовсе нет. - Хэл покачал головой. - На самом деле мы совсем не похожи. Просто нас так видят другие. Но от этого мы не становимся более похожими.
Он помолчал и добавил:
- Не похожи, как два гладиатора, которых вытолкнули на арену сразиться друг с другом.
- Никто нас не выталкивал, - усмехнулся Блейз. - Я сам выбрал свой путь. Ты тоже, добровольно встал на путь конфронтации. Я предложил тебе все, что мог, лишь бы предотвратить схватку. Но ты отказался. Кто же в таком случае нас выталкивал?
- Народ, - сказал Хэл.
- Народ! - В голосе Блейза послышались неожиданные гневные нотки. - Народ - это мухи-однодневки. Это не вина их и не позор, это просто факт. Разве ты отдашь свою жизнь, это великолепное уникальное творение, за рой бесполезных мух? Я уже не говорю о том, что единственный человек, который может убить тебя, это я; а ты знаешь, я никогда не сделаю этого, пока не увижу, что ты окончательно потерян.
- Нет, - возразил Хэл. - Ты знаешь, что, убив меня прежде времени, ты больше потеряешь, чем выиграешь. Любой из нас в роли мученика обеспечит победу своей стороне и, следовательно, этот путь отпадает. Нет, все дело не в нас самих, а в нашем споре. Шахматный гроссмейстер может застрелить своего соперника еще до окончания партии. Но такой финал лишит наблюдателей возможности сделать жизненно важный вывод относительно того, какой игрок был лучше и кто должен был выиграть партию. Наблюдатели вольны даже предположить, что стрелявший сделал это потому, что должен был неминуемо проиграть, хотя это может и не соответствовать действительности.