— Когда были сделаны эти тесты? — Хэл смотрел прямо в глаза старца.
— Недавно, — Амид не отвел взгляда, — пару недель назад.
— Нералли?
— Это часть ее работы, — пояснил Амид.
— И она даже словом не обмолвилась своему пациенту о том, что проводит такие тесты?
— Ты должен понять, — сказал Амид, — ставки здесь слишком высоки. К тому же, между прочим, знание объектом исследования, что над ним проводятся тесты, могло бы повлиять на результаты.
— Что еще она узнала обо мне?
— Ничего нового для тебя, — пожал плечами Амид. — Но я задал тебе вопрос: как ты сам объясняешь столь высокий уровень твоей зрелости?
— Не знаю, — покачал головой Хэл, — если только не принять за объяснение тот факт, что я был воспитан тремя старцами, которым было более чем по восьмидесяти лет.
— У нас тоже нет никакого подходящего объяснения. — Амид на какое-то время задумался. Быстрым движением руки над столешницей он стер с нее все линии. — Если только тебе не пришло что-нибудь в голову во время нашего с тобой разговора, но тогда тебе стоит этим поделиться. Для собственной же пользы, я так думаю.
— В каком смысле? — удивился Хэл.
Амид направился к двери. Хэл последовал за ним.
— У нас было бы больше причин доверять и, следовательно, помочь тебе — знай мы то, что таится у тебя в голове, — сказал старец. — Как я уже говорил тебе ранее, среди тех, кто несет ответственность за решение относительно твоей значимости, существует разногласие. Если выяснится, что ты действительно тот, на кого мы должны будем возложить наши надежды на будущее, это может иметь для тебя необычайно важные последствия. С другой стороны, как думают некоторые из нас, правильное толкование результатов говорит лишь о том, что ты в лучшем случае всего лишь абсолютно случайный фактор в настоящей исторической модели. Тогда обе наши планеты ни за что не захотят стать заложниками твоих возможных действий.
Он остановился у двери.
— Подумай над этим, — сказал он, снова направляясь к балкону. — Возможно, все уже собрались. Пошли.
На балконе полукругом лицом ко входу уже сидели двое мужчин и две женщины. Один из мужчин, одетый в небесно-голубой хитон, был, несомненно, очень стар; другой, помоложе, худощавый, в сером хитоне, вел себя очень сдержанно; из двух женщин неопределенного возраста одна была маленькая, черноволосая, в одежде зеленого цвета, а другая — высокая, бронзовокожая, с курчавыми каштановыми волосами, в темно-коричневом хитоне. Два кресла оставались свободными, спинки их были повернуты в сторону двери, как бы замыкая круг. И именно к этим креслам подвел его Амид.
— Позвольте представить вас друг другу, — произнес Амид, когда они сели. — Нонна, социолог с Мары...
Нонной оказалась маленькая черноволосая женщина в зеленом. Глаза на ее немного грубоватом лице смотрели изучающе.
— Очень приятно, — сказал Хэл, обращаясь к ней. Она кивнула.
— Алонан с Культиса. Хэл, Алонан — специалист по взаимодействию культур.
— Очень приятно.
— Очень рад встрече с тобой, Хэл. — Голос Алонана, худощавого мужчины, был так же сух и сдержан, как и его внешность.
— Падма, он занимается внутренними связями.
— Очень приятно, — кивнул Хэл. Он явно недооценил при первом взгляде, насколько стар был этот человек, которого звали Падма. И хотя лицо экзота, на которого он сейчас смотрел, было гладкое, почти без морщин, и руки, сжимавшие подлокотники плавающего кресла, отнюдь не поражали невероятной пергаментностью или узловатостью вен, но крайняя неподвижность его тела, немигающий взгляд и другие признаки, слишком неуловимые, чтобы их можно было передать, свидетельствовали о глубокой старости. Сейчас перед ним действительно сидел человек, который по возрасту вполне мог сравняться с Тамом Олином. Ну а его занятие было вообще загадкой. Хэл впервые о таком слышал. Любой из экзотов мог стать посланником, то есть лицом, обеспечивающим контакты с какой-либо территорией или между сферами деятельности. Но внутренние связи... с кем?
— Добро пожаловать. — Голос Падмы, не то чтобы особенно хриплый, глубокий или, скажем, слабый, казалось, доносился откуда-то издалека.
— И Чевис, специальность которой я слегка затрудняюсь объяснить, — произнес Амид. — Назовем ее специалистом по историческим кризисам.
Хэл с трудом оторвался от созерцания Падмы, чтобы посмотреть на женщину, облаченную в темно-коричневый хитон.
— Приятно познакомиться, — поприветствовал он Чевис.
— Взаимно. — Она улыбнулась. Ей можно было с успехом дать как тридцать, так и шестьдесят лет, но голос звучал молодо. — Время покажет, может случиться и так, что мы еще будем гордиться знакомством с тобой.
— Это еще надо заслужить, — ответил Хэл на реплику Чевис. — Думаю, что четверо столь уважаемых специалистов, как вы, не искали бы встречи со мной, не будь на то особых причин.
— Именно их мы и собираемся сейчас обсудить, не так ли? — услышал Хэл слева от себя голос Амида. Они сидели лицом к остальным присутствующим, и все же, что явно чувствовалось по атмосфере, царившей на балконе, Амид был не с Хэлом, а с теми, кто сидел напротив него.
Это снова породило в нем чувство печали. Образ Уолтера до сих пор был слишком ярок в его памяти; воспитанный представителями трех культур, веря в свое глубокое духовное родство с ними, все же именно у экзотов он рассчитывал найти наибольшую поддержку и понимание. И вот теперь, сидя здесь, он почти физически ощущал их непоколебимую убежденность в том, что если речь пойдет о выживании, то прежде всего необходимо будет решить вопрос о сохранении их образа жизни, а уж потом можно будет обсудить и проблему выживания расы, как таковой. Своего рода изощренная форма эгоизма — эгоизма не ради себя лично, а ради принципа. И если и есть хоть какая-то надежда на расовое выживание, необходимо сделать так, чтобы они сами осознали этот свой эгоизм.
Глядя на окружающих, Хэл чувствовал, как слабеет его внутренняя уверенность в собственной правоте. Ведь Амид мог оказаться прав, и результаты тестов подтверждают только наличие у него необыкновенной для его возраста зрелости мышления. Сейчас перед ним сидят люди, за спиной которых жизненный опыт и знания, накопленные за несколько столетий. И единственное, что он мог противопоставить им, это лишь свой жизненный опыт да, возможно, шестьдесят часов напряженных раздумий в условиях крайнего истощения и жестокой лихорадки.
— Что ты вообще знаешь об истории появления Иных? — оторвал его от размышлений чистый глубокий голос Нонны. Он повернул голову в ее сторону.
— Мне известно, что они появились на сцене лет шестьдесят — семьдесят назад, — ответил он. — Сначала на них почти не обращали внимания, пока лет пятнадцать тому назад они не объединились в одну организацию, и только тогда вдруг стало ясно, что им присущи харизматические способности.
— Фактически начало этой организации положило соглашение о взаимопомощи, заключенное между мужчиной и женщиной, рожденными в браке между представителями дорсайской и экзотской культур, — сказала Нонна. — Дэниел Спенс и Дебора поселились на Сете сорок стандартных лет тому назад.
— Они были первыми, кто стал называть себя «Иные», — вставил Алонан.
Нонна бросила на него быстрый взгляд и продолжила:
— Как это часто бывает при смешанных браках, их физическая связь длилась недолго; но соглашение осталось, быстро набирало силу и уже через пять лет к нему присоединилось более трех тысяч человек — по нашим оценкам, это семьдесят девять процентов всех, кто на тот момент вступил в смешанные браки между представителями трех основных Осколочных Культур. Сейчас Спенс и Дебора уже умерли, и организацию возглавляет последние двенадцать лет человек по имени Данно; он руководил встречей лидеров Иных в твоем доме, когда были убиты твои воспитатели.