Песнь Песней
Ароматы сопровождают нас постоянно — день за днём, двадцать четыре часа в сутки.
Воздух, которым мы дышим — это смесь всевозможных запахов, исходящих от мыл, лосьонов, спреев, лаков, красок, пищи, цветов, мусора, бензина, химикатов и живых тел. Даже во сне мы продолжаем вдыхать запахи ночного крема и простыней. Поток обонятельных стимулов обрушивается на нас беспрерывно. Однако мы уделяем ему очень мало внимания, замечая только те запахи, не заметить которые просто невозможно.
С точки зрения аюрведы, это весьма досадное упущение: ведь равновесие дош зависит от всех пяти чувств. И запахи играют в жизни чрезвычайно важную роль. Нос — это ворота, ведущие к мозгу, и любой запах, который мы вдыхаем, напрямую воздействует на ум и эмоции. Кроме того, все запахи попадают в тело через дыхание, несущее также жизненную силу —прану. Вот почему аюрведа считает достойным внимания не только то, как мы дышим (о чём пойдёт речь в главе 13), но то, чем мы дышим.
Обонятельный орган человека содержит около десяти миллионов рецепторных клеток. Каждая из этих клеток оснащена двумя волосовидными нервными окончаниями, которые улавливают молекулы пахучих веществ, растворённые в слизистой оболочке. Эти двадцать миллионов чувствительных ресничек способны воспринимать тысячи различных запахов. Как указывают Питер и Кейт Дэмьен в книге «Ароматерапия: запах и душа», тренированный нос может различать сотни запахов, и даже без тренировки мы способны обнаружить одну-единственную молекулу перца среди триллиона молекул воздуха. Таким образом, обоняние человека оказывается острее других чувств. Но по сравнению с другими представителями животного царства мы, можно сказать, не умеем нюхать вовсе. У овчарок, к примеру, рецепторных клеток, воспринимающих запахи, в двадцать два раза больше, чем у человека, а обоняние — в миллион раз острее.
Это и неудивительно. Пресмыкающиеся и все четвероногие животные живут, так сказать, уткнувшись носом в землю. Острое обоняние для них — жизненная необходимость, и за миллионы лет эволюции это чувство усовершенствовалось необычайно. Совсем иначе обстояло дело с прямоходящим Homo sapiens. У нас, наряду с другими приматами, а также с птицами, кругозор в буквальном смысле слова шире, а потому мы в большей мере полагаемся на восприятие удалённых объектов посредством зрения и слуха, чем на так называемые химические чувства — осязание, вкус и обоняние. Более того, разум и цивилизация обеспечили нашему виду другие, более адаптивные средства защиты, в результате чего роль обоняния для выживания вида снизилась. В соответствии с дарвиновским принципом естественного отбора, человеческий нос стал просто-напросто утрачивать свою функцию органа чувств. Теперь обоняние остаётся господствующим чувством только у младенцев; взрослым же оно нужно не столько для выживания, сколько для поддержания психического равновесия и просто для удовольствия.
Дэниел Гоулмен, излагая в книге «Эмоциональный ум» историю развития мозга, называет чувство обоняния «первоистоком нашей эмоциональной жизни». Далее он поясняет, что в ходе эволюции обонятельный центр начал развиваться из двух тонких слоев нервных клеток, покрывавших верхнюю часть ствола зачаточного головного мозга рептилии, который представлял собой отросток спинного мозга. Эти слои нейронов обладали реактивной и регуляторной функциями. С помощью одного из них животное «определяло, является ли объект съедобным или ядовитым, оценивало его сексуальную доступность, отличало врага от добычи», а второй подавал сигналы, побуждающие «кусаться, шипеть, спасаться бегством или преследовать жертву». Но мыслить и обучаться с их помощью было невозможно. Затем, у первых млекопитающих, сформировался примитивный эмоциональный центр — новый слой нейронов, окруживший кольцом (лат. imbus) обонятельный центр и ствол мозга. Со временем эта лимбическая система приобрела функции памяти и обучения, и между обонянием и эмоциями установилась прямая связь. «Эти революционные преобразования предоставили животному большие преимущества в ситуациях выбора, важного для выживания...
Если какая-либо пища вызывала недомогание, животное начинало её избегать», — пишет Гоулмен. И хотя решение о том,«что съесть, а что отвергнуть», по-прежнему принималось исключительно на основе запаха, связь между обонятельным центром и лимбической системой теперь позволяла сравнивать новые запахи с уже известными и отличать «хорошие» запахи от «плохих», так что животное получило возможность всякий раз адаптировать своё поведение к обстоятельствам. Этот новый аппарат получил название «обонятельный мозг». Он обеспечил нашим отдалённым предкам возможность примитивного эмоционального выбора — на основе субъективной оценки («нравится — не нравится») физиологической реакции на удовольствие и боль — и стал основой формирования мыслящего мозга. Эмоциональные нюансы и «способность испытывать чувства по поводу наших чувств» появились позже, когда человеческий разум развился полностью. И всё.таки мы устроены так, что в состоянии эмоционального кризиса, а также под действием сексуального влечения или страсти (то есть в ситуациях, связанных с выживанием) древний мозг всегда реагирует первым. Как пишет Гоулмен,«если нас охватывает страстное желание или гнев, если мы теряем голову от любви или вздрагиваем от ужаса, это означает, что мы попали во власть лимбической системы».
Чувство обоняния у человека до сих пор пользуется привилегированным доступом к этому «эмоциональному» мозгу. Если другие сенсорные стимулы достигают лимбической системы лишь через посредство высших мозговых центров, то стимулы обонятельные, проходя через ноздри, орган обоняния и нервы, непосредственно попадают в эту колыбель человеческих страхов, страстей, агрессии, желания, удовольствий, потребностей и инстинктов — в структуры лимбической системы, в буквальном смысле неподвластные рассудку. Вот почему запахи производят на нас чрезвычайно яркое впечатление и пробуждают сильные эмоции, даже в таком возрасте, когда у нас ещё нет слов, чтобы дать этим чувствам название. Именно на эту способность и опирается аюрведическая ароматерапия, применяющая для гармонизации психики те запахи, действие которых на различные конституциональные типы хорошо изучено.
Разгадав с помощью новых технологий эти загадки мозга и тайны нейрохимических связей между сенсорными ощущениями и эмоциями, современные учёные всерьёз заинтересовались проблемой психофизиологических и поведенческих реакций на запахи. На самом деле, ароматами для стимуляции ума и для расслабления тела начали пользоваться на разных континентах и в разных культурах ещё в глубокой древности. Но в западном мире с концом эпохи Возрождения искусство врачевания запахами было сочтено одной из форм алхимии и на этом основании отвергнуто. Вплоть до конца XIX века оно оставалось уделом «оккультистов» и парфюмеров. Интерес к ароматическим маслам вновь пробудился у медиков лишь после того, как учёные, наблюдавшие за эпидемией туберкулёза во Франции, обнаружили, что у цветоводов и парфюмеров иммунитет к этой болезни, как и кдругим респираторным заболеваниям, необычайно высок.
Развитию этого интереса поспособствовал в 20-е годы XX века французский парфюмер Рене М. Гатфос. Однажды у него в лаборатории произошёл взрыв, и Гатфос случайно сунул сильно обожжённую руку в чистое лавандовое масло. Ожог зажил через несколько часов, причём удалось избежать и заражения, и шрамов. На Гатфоса это произвело большое впечатление, и он вплотную занялся исследованием лечебного и косметического потенциала эфирных масел. На Западе именно он считается изобретателем термина «ароматерапия»— такое название он дал своей первой книги. Но в Индии, Египте, Персии, Греции, Риме, Китае и во многих других культурах ароматерапия в той или иной форме практиковалась испокон веков.