Он посмотрел на Леопольда.
— И многим людям вроде Белинды ты помог найти правосудие?
— Пока недостаточно.
Декер выстроил в своем разуме перегородку, заставил боль уйти, хотя бы на пару минут. Ему требуется ясность мысли. Он должен быть способен сказать то, что нужно. А если нет, все кончится.
— Хорошо, что ты был в тюрьме во время убийств. Моей семьи и в Мэнсфилде. Судья отпустил тебя, потому что у тебя было железное алиби.
— Мой друг хотел взять честь на себя, — сказал Леопольд. — Это было единственно правильным.
— Значит, вопреки твоим словам, вы не всё делаете вместе. Особенно когда дело доходит до настоящих преступлений. У нас есть улики против Белинды, вещественные доказательства, но против тебя ничего нет.
— У вас нет ничего против меня, — резко сказал Уайетт.
— Твои родители были убиты. Врач, который ухаживал за тобой в институте, был убит. Я понимаю, почему ты его убила. Он воспользовался тобой. Еще один предполагаемый защитник, который причинил тебе боль. Ты оставила много образцов своего почерка. И мы нашли твои отпечатки на ведре в «Севен-илевен». И еще одни — в туалете бара, где ты работала официанткой.
Бо́льшая часть его слов была ложью, но это не имело значения. Он взглянул на Леопольда.
— Но ничего против этого парня. Как он сказал, ты взяла на себя честь, пока он отсиживался в стороне.
Леопольд встал и посмотрел на Уайетта.
— Я думаю, пришло время с этим покончить.
Декер быстро произнес:
— Клайд Эверс заплатил твоим родителям шесть миллионов долларов, чтобы замять преступление своего сына. Дом в Колорадо стоит один и восемь миллиона. Они его никак не перестраивали. Мы проверили их финансы. Их расходы составляли всего двадцать процентов от доходов с инвестиционного портфеля. Остальное копилось на счетах. Акции росли. К тому времени, когда ты их убила, у них было больше десяти миллионов в ликвидных активах. Но кто-то наложил руку на коды авторизации и начал выкачивать оттуда деньги. Примерно по миллиону в месяц последние девять месяцев. Сейчас там почти пусто. Белинда, это ты их взяла?
— Это была взятка, чтобы мои родители молчали. И они объявили: если я скажу хоть слово, весь мир узнает, что я урод. Они… они сфотографировали меня там, внизу. Они сказали, что отправят фотографии в газеты. Так что нет, я не брала эти деньги. Я не хотела этих… кровавых денег. Денег за мою кровь!
— Вот я и интересуюсь, куда же они ушли. Может, твой приятель знает?
Взгляд Уайетта метнулся к Леопольду, потому опять к Декеру.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — машинально произнес он.
— Леопольд помог многим людям своим «В правосудии отказано». И в жизни людей, которым он помогает, происходят два события. Во-первых, доступные им деньги куда-то деваются. А во-вторых, друг, которому он помог, отправляется на кладбище.
Декер не знал, правда ли это, но подозревал, что все так и есть.
Деньги, ушедшие со счетов Уайеттов, должны были куда-то прийти. И вряд ли Леопольд хотел, чтобы «наследник» внезапно это обнаружил. Он посмотрел на Леопольда, и выражение лица мужчины показало Декеру, что он не ошибся.
— И он сказал тебе, что его семью убили? — продолжил Амос. — Жену и дочь?
— Их убили, — сказал Уайетт.
— Да, это верно.
— Копы.
— Нет, не копы. Он их убил.
Декер услышал, как сдвинулся ударник пистолета.
— В тебе одно дерьмо. Ты врешь! — крикнул Уайетт.
«Гнев, потеря контроля. Это хорошо. До поры».
Декер медленно покачал головой.
— Я читал досье. Я видел фотографии тел. Обеих задушили насмерть. Повесили. У обеих на шее сзади, где веревка выдавливает жизнь, остались очень необычные отметины. Почти одинаковые у обеих жертв. Австрийская полиция не знала, что это такое. Они зашли в тупик, потому что убийца обрезал веревку и унес ее. Они зашли в тупик, потому что не подозревали Леопольда. Счастливчик, у него тоже было железное алиби — пара приятелей подтвердили, что он в это время был в Германии. Если б они заподозрили Леопольда и копнули чуть глубже, они бы тоже поняли, откуда взялись отметины.
Декер почувствовал, как ему в голову уперся дульный срез.
— Ты сказал, что умер дважды? — произнес Леопольд. — Есть карошая поговорка — Бог троицу любит.
Декер продолжал:
— Я уже видел такую отметину. Она была в книге, которую я прочел и, разумеется, не забыл — ведь мы ничего не забываем, Белинда, верно? Как ты и сказала.
Он умолк и посмотрел на нее. Когда ему показалось, что она сейчас заговорит, Амос резко сказал:
— Этот узел называется двойной констриктор. Он похож на выбленочный, но тут веревку заводят сверху вниз в две петли. Я пробовал вязать его, пока летел из Юты. И понял, что если узел затянут, развязать его практически невозможно. Это один из самых эффективных узлов в мире. Известен как минимум с шестидесятых годов девятнадцатого века. Его еще называют пушкарским узлом.
Он взглянул на Леопольда.
— Каждый моряк, стоящий своей соли, знает этот узел. И еще до того, как твой друг начал плавать на подлодках, он ходил в море со своим отцом, рыбаком, который проводил на Адриатике шесть месяцев в году.
Он посмотрел на Уайетта:
— Я могу продолжать. Ты же знаешь, это все у меня в голове. Каждый факт, каждая подробность.
— Подлодки? — презрительно бросил Леопольд. — У Австрии нет военного флота.
— Нет, зато есть у Италии.[24] Туда ты отправился, когда тебе исполнилось девятнадцать. Тебя вышибли из итальянского флота за то, что ты воровал у своих товарищей-моряков. Дольше всего мне пришлось разбираться с твоим акцентом. Потому что это смесь. Австрийский, итальянский, а поверх всего — английский.
Он покосился на Леопольда.
— Карошая штука, герр Леопольд? Так ты сказал в баре. А минуту назад повторил. Наверное, ты даже этого не заметил.
Леопольд ударил его пистолетом по голове.
Теперь у Амоса дико болели и нога, и голова. Его болевой порог был выше, чем у большинства людей. Ты не сможешь так долго играть в футбол, если не в состоянии терпеть боль. Но пуля в голову — это не боль. Это смерть.
Декер взглянул на Уайетт, которая в свою очередь смотрела на Леопольда. Амос не видел лица Леопольда и не знал, куда тот смотрит.
Но пистолет сейчас прижимался к его виску.
— Белинда, видишь шишку у него на шее? Я думаю, парень в последней стадии, и ему плевать, что он делает. А еще он наркоман. И ему нужны деньги. И я думаю, ему нравится управлять людьми. Я думаю, он подлец, которому нравится отыскивать людей в отчаянных обстоятельствах и крутить ими. А если в процессе он сделает миллионы, как с тобой, так это только к лучшему.
— Себастьян? — слабо произнесла Уайетт.
Это было не то, что хотел услышать Декер. Ему нельзя останавливаться.
— Он полон дерьма, — сказал Леопольд.
И сейчас нельзя останавливаться.
Декер рявкнул:
— Белинда, ты убила всех этих людей. Но были паузы. Прошло почти двадцать лет, и тут ты похитила Джайлса Эверса. Потом пришла и убила мою семью. Кто был следующим? Твои родители? Крис Сайзмор? Потом пауза. Затем — Мэнсфилд. А потом — Нора Лафферти.
— А сейчас ты, — огрызнулся Леопольд.
— Откуда эти паузы, Белинда? Почему ты пришла за мной через двадцать лет? Это был он? Этот парень? «В правосудии отказано»? Поэтому прошло столько времени, прежде чем ты начала убивать? Я знаю, ты помнила, что я хотел быть копом, с той секунды, как я произнес эти слова двадцать лет назад. Я вспомнил, как ты была потрясена, как тебе было больно. Но ты ничего не делала. Все двадцать лет. Пока не встретилась с этим парнем. И ты рассказала ему. И рассказала о грязных деньгах твоих родителей. И он увидел свой шанс. И исказил мои слова, превратил их в твою одержимость, твою безусловную и страстную вендетту. В единственный способ, которым ты могла все исправить. В единственную вещь в жизни, которая тебя заботит, потому что иначе у тебя не будет жизни.
— Зачем мне это делать? — сказал Леопольд. — Это была ее месть, не моя. Она должна была сделать все правильно. Она пришла ко мне!
24
В оригинале у автора фигурирует Россия; редакция сочла необходимым исправить эту несуразность.