— Портрет Жози?
— Ну да.
Дриоли знал — стоит только упомянуть жену, как толстые коричневые губы юноши отвиснут и задрожат.
— Нет, — сказала девушка.
— Жози, дорогая, прошу тебя. Возьми эту бутылку и прикончи ее, тогда станешь более великодушной. Это же великолепная идея. Никогда в жизни мне не приходило в голову ничего подобного.
— Что еще за идея?
— Нарисовать твой портрет на моей спине. Разве я не имею права на это?
— Мой портрет?
— В обнаженном виде, — сказал юноша. — Тогда согласен.
— Ну уж нет, только не это, — отрезала молодая женщина.
— Отличная идея, — повторил Дриоли.
— Идея просто безумная, — сказала Жози.
— Идея как идея, — заметил юноша. — И за нее можно выпить.
Они распили еще одну бутылку. Потом юноша сказал:
— Ничего не выйдет. С татуировкой у меня ничего не получится. Давай лучше я просто нарисую ее портрет на твоей спине, и носи его сколько хочешь, пока не примешь ванну. А не будешь больше никогда мыться, так он всегда будет с тобой, до конца твоих дней.
— Нет, — сказал Дриоли.
— Да. И в тот день, когда ты решишь принять ванну, я буду знать, что больше ты не дорожишь моей картиной. Пусть для тебя это будет испытанием ценишь ли ты мое искусство.
— Мне все это не нравится, — сказала молодая женщина. — Он так высоко ценит твое искусство, что не будет мыться много лет. Пусть уж лучше будет татуировка. Но обнаженной позировать не буду.
— Пусть тогда будет одна голова, — сказал Дриоли.
— У меня ничего не получится.
— Да это же невероятно просто. Я берусь обучить тебя за две минуты. Вот увидишь. Сейчас сбегаю за инструментами. Иглы и тушь — вот и все, что нам нужно. У меня есть тушь самых разных цветов — столько же, сколько у тебя красок, но несравненно более красивых…
— Повторяю — это невозможно.
— У меня есть самые разные цвета. Правда, Жози?
— Правда.
— Вот увидишь, — сказал Дриоли. — Сейчас принесу.
Он поднялся со стула и вышел из комнаты нетвердой, но решительной походкой.
Спустя полчаса Дриоли вернулся.
— Я принес все, что нужно! — воскликнул он, размахивая коричневым чемоданчиком. — Здесь все необходимое для татуировщика.
Он поставил чемоданчик на стол, раскрыл его и вынул электрические иглы и флакончики с тушью разных цветов. Включив электрическую иглу в сеть, он щелкнул выключателем. Послышалось гудение, и игла, выступавшая на четверть дюйма с одного конца, начала быстро ходить вверх-вниз. Он скинул пиджак и засучил рукава.
— Теперь смотри. Следи за мной, я покажу тебе, как все просто. Сначала нарисую что-нибудь на своей руке.
Вся его рука, от кисти до локтя, была уже покрыта разными синими рисунками, однако ему удалось найти маленький участок кожи для демонстрации своего искусства.
— Прежде всего я выбираю тушь — возьмем обыкновенную, синюю… окунаю кончик иглы в тушь… так… держу иглу прямо и осторожно веду ее по поверхности кожи… вот так… и под действием небольшого моторчика и электричества игла скачет вверх-вниз и прокалывает кожу, чернила попадают в нее, вот и все. Видишь, как все просто… вот смотри, я нарисовал на руке собаку…
Юноша заинтересовался.
— Ну-ка, дай попробую. На тебе.
Гудящей иглой он принялся наносить синие линии на руке Дриоли.
— И правда просто, — сказал он. — Все равно что рисовать чернилами. Разницы никакой, разве что так медленнее.
— Я же говорил — ничего здесь трудного нет. Так ты готов? Начнем?
— Немедленно.
— Натурщицу! — крикнул Дриоли. — Жози, иди сюда!
Он засуетился, охваченный энтузиазмом, и, пошатываясь, принялся расхаживать по комнате, делая разные приготовления, точно ребенок в предвкушении какой-то захватывающей игры.
— Где она будет стоять?
— Пусть стоит там, возле моего туалетного столика. Пусть причесывается. Хорошо, если бы она распустила волосы и причесывалась — так я ее и нарисую.
— Грандиозно. Ты гений.
Молодая женщина нехотя подошла к туалетному столику с бокалом вина в руке.
Дриоли стащил с себя рубашку и вылез из брюк. На нем остались только трусы, носки и ботинки. Он стоял и покачивался из стороны в сторону; он был хотя и невысок ростом, но крепкого сложения, а кожа у него была белая, почти лишенная растительности.
— Итак, — сказал он, — я — холст. Куда ты поставишь свой холст?
— Как всегда — на мольберт.
— Не валяй дурака. Холст ведь я.
— Ну так и становись на мольберт. Там твое место.
— Это как же?
— Так ты холст или не холст?
— Холст. Уже начинаю чувствовать себя холстом.